Ночью я два раза вставала и ходила смотреть на дочь, а утром была у врача и просила самостоятельно ухаживать за ней, так как тоже врач, но мне отказали, однако обрадовали: её состояние потихоньку начало стабилизироваться.

Я понимала, почему Полина родилась раньше срока: всему виной был вирус, который Максим принёс из школы. И всё же состояние Полины объяснялось вовсе не моей внезапной болезнью, а чрезмерным выбросом волчьего гормона в кровь. Получается, что мой организм сам травил ребёнка всё это время и не давал ему нормально развиваться. Теперь же мне оставалось только маяться и изводить себя мыслями о последствиях.

В палате было не отдохнуть, Лера уже плакала от усталости:

— Тут надо шесть рук, а не две!

Девочки у неё были шумные: стоило проснуться одной, как остальные тоже начинали голосить, так что утверждение, что дети до месяца ничего не слышат, — сказки. Несколько раз вставала и я, так как понимала: уснуть, пока дети не успокоятся, не удастся.

Наутро хаос в моей голове немного улёгся, на душе стало спокойней. В 7 утра звонил Дилан, волновался, спрашивал, есть ли новости, я ответила, что пока никаких. Он сказал, что они с Максимом приедут ко мне около шести вечера.

Весь день я моталась от детского отделения к палате и наоборот, а ещё помогала Лере, так и коротала время. Она сегодня тоже ждала гостей: маму, мужа и свекровь, очень волновалась из-за своей неопытности в обращении с детьми.

Дилан с Максимом приехали позже запланированного: попали в пробку. Максимка сразу бросился обниматься, затем попросил посмотреть на сестрёнку.

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. — заметил Дилан.

— Надо брать себя в руки. Как Максим себя вёл с тобой?

— Нормально. — коротко ответил Дилан, но при этом так выразительно покосился на сына, что я в этой нормальности усомнилась. Максим был чересчур возбуждён, суетился и прыгал возле меня, требовал моего внимания.

Мы все вместе ходили в детское отделение смотреть на Полину, по пути встретили врача, который сообщил нам хорошую новость: у неё раскрылось второе лёгкое. Однако малышку всё ещё нельзя было брать на руки.

— А можно потрогать? — спросил Максим.

— Нет. Потрогаешь, когда выпишут. — покачала головой я.

— А я тоже был таким, когда родился?

— Ты был вдвое больше и темнее.

— А в кого она такая светлая?

— В папу. — ответила я. — Папа у нас белый.

— Он не белый, он седой! — воскликнул Максим. Полина, как будто услышав его голос, пошевелилась и закряхтела. — О-о-о… Ей больно?

— Нет. Все маленькие дети плачут, потому что не умеют говорить. Всё, идём, здесь нельзя долго находиться.

— А завтра мы придём сюда? — не унимался сын.

— Может быть.

— А можно я останусь ночевать с тобой?

— Ты у нас маленький мальчик? Здесь только новорождённые дети. — я легонько потрепала его за волосы.

— Я хочу с тобой.

— Нельзя. Пока Полина выздоравливает, мне нужно быть здесь.

— Ну, мама…

— Иди сюда. — я обняла его. — Скучно тебе дома?

— Мне плохо без тебя.

— Кто у нас тут мужчина? Вас там двое, так что как-нибудь справляйтесь. Приеду — проверю.

Дилан молча сидел рядом, вид у него был какой-то отстранённый, видимо, он не хотел смущать и обижать Максима.

— Дилан? — позвала я.

— М?

Я взяла его за руку:

— О чём задумался?

— Так, ни о чём. Всё хорошо.

— Езжайте домой.

— Нет! Нет! Нет! — застонал Максим.

— Веди себя хорошо, пожалуйста. Нам придётся провести здесь ещё несколько недель.

— Так долго?

— Слушайся папу, и он будет брать тебя с собой.

— Диана, ты звонила маме? — спросил Дилан.

Я тяжело вздохнула:

— Ещё нет. Мне страшно.

— Она же не чужой человек.

— Мне кажется, всё случившееся — это последствия моих давних ошибок.

— Не накручивай. Лучше постарайся выспаться. И позвони маме, она, должно быть, очень волнуется за тебя. — посоветовал Дилан.

— Позвоню ей завтра. Она, наверное, приедет.

— Хорошо. Пусть остановится у нас.

— А когда бабушка приедет? — встрял в разговор любопытный Максим.

— Скоро. Ну всё, идите. Дилан, проследи, чтобы Максим помылся перед сном. А ты, дружочек, пообещай, что будешь хорошо себя вести.