— Меня смущает, — упрямо гнул свою линию Григорий, — что слова Манифеста РСДРП(б) удивительным образом совпадают с планами английского политического клуба “Мы”, представители которого сегодня занимают все ключевые позиции в правительстве Британии, а главный идеолог клуба премьер Ллойд Джордж, известный, как человек язвительный, публично заявляет, что "романовский ковчег, на котором рядом с безвольным капитаном все время околачивается его юродивая жена, никуда не годен. И, как никуда не годный, он развалится под ударами народных выступлений." “Народных”, понимаете, Иосиф Виссарионович! Лидер англичан прямо и откровенно артикулирует, каким образом, чьими руками будет низвержена романовская династия. Это вторая, внешне незаметная взаимосвязь революционных лозунгов с чисто английскими интересами. Третья — категорические требования поражения России. Кроме упомянутого Манифеста, этой теме посвящена отдельная статья Ленина в 1915 году в июльской газете “Социал-демократ”. А в феврале того же года в Берне состоялась конференция заграничных секций РСДРП. Там настойчиво звучало: “Победа России влечёт за собой усиление мировой реакции, усиление реакции внутри страны и сопровождается полным порабощением народов в уже захваченных областях. В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом.” И почти те же слова: “Россия ни в коем случае не должна выйти из войны победителем,” — произносит на совещании у Ллойд Джорджа министр иностранных дел Великобритании Артур Джеймс Бальфур. Вы можете как-то объяснить такие удивительные совпадения?

— Именно совпадения, — отмахнулся Сталин. — Поражение в войне ослабляет правительство, делает его положение неустойчивым и, таким образом, позволяет революционным силам захватить власть.

— Как вы собираетесь захватывать власть в условиях оккупации?

— Почему оккупации?

— А что происходит после поражения одной из сторон в войне? Территорию занимают войска противника, устанавливают свой режим, гораздо более жестокий к любым проявлениям недовольства, образцово-показательно развешивают на фонарях бунтарей… История кишит подобными примерами….

— Поражение собственного правительства в империалистической войне — это позиция всех социал-демократов воюющих сторон…

— Да? — притворно удивился Распутин, — всех? Меморандумы, манифесты, решения социал-демократии России я вижу постоянно. А что говорит социал-демократия остальной Европы?

— Мне неизвестны последние новости из жизни европейских товарищей, — тихо ответил Сталин, и в голосе его впервые за время разговора прорезался кавказский акцент.

— А я вас познакомлю, — откликнулся Распутин. — Социалистические Партии Тройственного союза собрались с той же целью всего один раз в 1915 году, объявив главным врагом российское реакционное самодержавие. С тех пор ничего не поменялось. Я подобрал для вас вырезки из последних левых газет Германии, Англии, Австрии. Никто о поражении своего правительства не заикается. Это невозможно даже на уровне технического исполнения! Как вы это себе представляете? Правительства всех воюющих государств одновременно подписывают капитуляцию? Или по очереди? Перед кем они капитулируют? Само слово “поражение” говорит о том, что где-то есть победивший. Кто он? Кого имеет ввиду товарищ Ленин?

— Вы хотите сказать…

— Я только обращаю ваше внимание на логику… Если есть сторона, проигравшая войну, то автоматически победителем станет тот, с кем она воевала, и никак иначе.

— А в рамках вашей логики вы можете предположить, что революция произойдет одновременно во всех воюющих странах?

— Это невозможно именно в рамках марксизма, — Григорий опять поймал удивленно-изучающий взгляд. — Маркс говорил о том, что сначала революция произойдет в наиболее развитых капиталистических странах, а затем охватит весь мир, так как отсталые страны с феодальным или полуфеодальным строем просто не смогут долго противостоять наиболее богатым государствам с самой сильной экономикой и технически развитыми вооруженными силами. По Марксу, Мировая Революция должна начаться в Англии, Америке, Германии, но никак не в России и без всякого поражения правительства.

— Слушаю вас и не могу понять, — Сталин присел и опять потянулся к папиросной коробке, — вы из тех, кто за войну до победного конца?

— Вовсе нет, — пожал плечами Распутин, — я считаю, что война России навязана. Она не была нужна в 1914 м, не нужна и сейчас. Цель — отобрать у Турции проливы — недостойна и мелка для русского менталитета, непонятна и чужда большинству населения. Но согласитесь, лозунг “Долой войну!” и призыв к поражению — это принципиально разные вещи. А если вспомнить, что в призывах РСДРП(б) речь идет не о прекращении войны, а о превращении её в гражданскую…

— А вы знаете, как можно прекратить войну без капитуляции?

— Войны заканчиваются по-разному. В истории много примеров окончания военных действий по соглашению сторон, без аннексий и контрибуций.

— Но для этого необходимо согласие противной стороны! Оно у вас есть?

— Согласие противной стороны — продукт целенаправленной деятельности. Я над этим постоянно и упорно работаю. Поэтому встречный вопрос: а большевики рассматривали такой вариант? Или партийная концепция предусматривает только поражение России и никаких гвоздей?

Сталин закурил очередную папиросу. Распутин заметил, что весь зал утопает в синеватом мареве, а он совсем не чувствует дискомфорта от табачного дыма. “Вот как меня торкнуло от встречи с вождём, — подумал Григорий, — выплеснулась полугодовая норма адреналина!”

— И всё-таки я хочу еще раз убедиться, что правильно вас понял, — игнорируя заданный ему вопрос, поинтересовался будущий генсек, — поэтому вынужден повторить. Вы стремитесь сохранить существующие порядки?

— Предсмертный стон и причитания насквозь прозападной правящей элиты мне душу не ранят — самоубийцам не помочь, — отрезал Распутин. — Как говорил один популярный политик, заклятый враг России, люди, не способные собрать силы для битвы, должны уйти.(**) Как жители позднего Рима, например. Меня больше заботит будущее России. В борьбе за него применимы нестандартные ходы, неожиданное и смертельное для врага организационное оружие, этакий психоисторический гиперболоид, каким была монастырская колонизация Сергия Радонежского или опричнина Ивана Грозного. Революция сегодня — это закономерность, а не эксцесс. Самая большая опасность, которую я вижу сегодня — замена прозападных монархистов такими же социалистами. Устойчивые родственные пары революционеров и банкиров — Петерс и его тесть Фримен, Троцкий и его дядя Животовский, Яков Свердлов и его брат Вениамин, как бы намекают на такую опасность, ибо свидетельствуют о глубоком проникновении западных финансов в революционное дело, а это вдвойне опасно…

— Почему?

— Незаметно, но неизбежно фининтерн подгребёт под себя коминтерн и сможет диктовать свою волю под красными знамёнами, оперируя революционными лозунгами и даже надев для маскировки промасленный картуз. Тихой сапой ссудный процент, который даже назовут пролетарским, встроится в новую экономическую политику, а он, в свою очередь, инфицирует трупным ядом ростовщичества любые, самые прогрессивные начинания. Это ведь так соблазнительно и рентабельно — делать деньги из денег! Но вместо облегчения эксплуатации защищаемый вами рабочий получит её усиление, а вместо диктатуры пролетариата — диктатуру глобального ссудного процента.