Нацепив постные физиономии, офицеры спустились по крутой винтовой лестнице из под шпиля “Церкви трех святых”, прошествовали, раскланиваясь, мимо редких в эти часы прихожан, неторопливо уселись в чёрный, как смоль, “форд” и только там от души рассмеялись, радуясь удачному завершению операции. Три последних дня под видом рабочих, ремонтирующих снятое на подставную персону помещение, они таскали в небоскрёб горючую смесь, сварганенную по рецепту Распутина, именуемого не иначе как “Айболит”. Он сам выбрал такой псевдоним, понравившийся всему отряду особой важности за необычность, легкость и детскую непосредственность.

Офицерский полуэскадрон, работая в три смены под видом рабочих-электриков, делал закладки специальных кабельных жгутов, вносил в интерьер здания не предусмотренные конструктивные изменения, непрерывно наблюдая за окружающей обстановкой, фиксируя приходящих-уходящих в офисы банкиров и революционеров, ведя свою собственную “амбарную книгу”, помечая фамилии обитателей здания “Эквитебль” особыми значками, сортируя их по ценности и пригодности для дальнейшего использования. Сегодня, когда аборигены скучковались на утренних летучках, полыхнуло…

На Бродвее, разделяющем церковь Троицы и горящий небоскрёб, царил полагающийся в таких случаях переполох. Ударяясь о стены здания, вода из пожарных рукавов на морозе моментально замерзала, оседая льдом на подоконниках, эркерах, пожарных лестницах, свисала с навесов мириадами сосулек, щедро лилась на брусчатку, превращая её в сплошной огромный каток. Пожарные повозки, насосы, уличные фонари и случайные автомашины, попав под ледяной душ, оказались покрытыми толстой ледяной коркой и похожими на огромные сказочные зефирины.

— Извозчик! Гони на Большую Морскую в “Кюбу”! — в дверях авто показался широко улыбающийся Ставский, облаченный в форму пожарного.

— Каков улов? — живо поинтересовался Грибель, отодвигаясь от звенящего сосульками сапёра.

— Всего один карась, но очень жирный. Давай побыстрее, а то замёрзнет, и все наши труды с упаковкой — насмарку.

— С какой упаковкой?

— Мы его в ковер замотали, а сверху обернули пожарным рукавом. Но на таком морозе всё равно пробирает быстро. Замешкаемся — не довезём.

Сидней первый раз пришел в себя от того, что его куда-то волокут. Тело, утрамбованное в плотный кокон из жесткого материала, ломило, а нос невыносимо чесался, но плотно прижатые к туловищу руки не позволяли даже шевельнуть локтями. Память зафиксировала момент, когда он подошел к двери своего кабинета, а та вдруг подпрыгнула, как живая, соскочила с петель и лягнула по-лошадиному, подмяла под себя, навалившись всей своей дубовой массой. Свет померк, и каким-то дальним эхом долетел звук, похожий на взрыв. Сидней попробовал почесать нос о плотный материал, но стоило сильнее в него ткнуться, как голову пронзила острейшая боль, из глаз посыпались желтые искры, и сознание разведчика поспешно нырнуло в спасительное беспамятство.

Второе пробуждение было менее приятным. Сначала нос забил пронзительный запах нашатыря. Голова мотнулась из стороны в сторону, потом глаза распахнулись и зафиксировали в непосредственной близости от себя две довольные физиономии.

— Виктор Фёдорович, клиент готов к общению! — улыбнулась одна из них.

О’Рейли стало примерно понятно, в чьих руках он находится.

— Господа! — с трудом подбирая слова, одеревеневшим языком начал Сидней, — вы совершили противозаконное действие, похитив меня, и по американским законам…

— Моня! Не бесите меня на самом старте нашего знакомства! — произнесла третья голова, появившаяся в фокусе взгляда Сиднея. Человек был похож на студента-очкарика, отличаясь от студиоза недобрым, сухим взглядом и голосом военного, привыкшего командовать. — Какое отношение к законам Америки имеет подданный Российской империи Соломон Розенблюм, сбежавший от судебного преследования в Англию, поступивший на службу к королеве и принявший дурацкий псевдоним О’Рейли? Американским властям известны ваши шашни с королевской разведкой?

— Не ваше собачье дело! — выпалил Сидней, и по тому, как потемнели лица присутствующих, понял, что совершил ошибку.

— Ты крупно влип, Моня, — с тихой угрозой в голосе произнёс очкарик, — тебя хозяева продали за медный грошик. Твои шалости тянут на виселицу, а ты, вместо стремительного и глубокого покаяния, начинаешь ерепениться. Давай сыграем в такую игру. Я поведаю тебе о приключениях одного шустрого одессита-авантюриста, а ты решай сам, когда начнешь говорить вместо меня. Всё, что расскажу я, останется в обвинительном приговоре. Всё, что расскажешь ты, попадет под всемилостивейшую амнистию.