Скорая прибыла через несколько минут, но было уже поздно: тело Саши Перепиличного было мокрым, холодным и безжизненным.

Медики констатировали смерть в 17:52, 10 ноября 2012 года. Еще один свидетель в деле Магнитского скончался.

Я узнал о смерти Александра спустя шесть дней, в третью годовщину со дня убийства Сергея. В тот день в Вашингтоне было намечено голосование по закону Магнитского в нижней палате американского Конгресса — Палате представителей.

Целых два года мы добивались принятия этого закона, и вот наконец этот день настал. Борис Немцов, как и обещал в Хельсинки, продвигал его со своей стороны в ходе многочисленных встреч на Капитолийском холме, и во многом благодаря его стараниям закон Магнитского был принят Палатой представителей в тот день (16 ноября 2012 года) абсолютным большинством голосов: 365 за и 43 против. Через несколько недель законопроект будет поставлен на голосование в Сенате, а после этого, несомненно, будет подписан президентом и вступит в силу.

Я должен был бы ликовать от радости, но неожиданная смерть Александра Перепиличного, как и убийство Сергея, вернула меня с небес на землю и погрузила во мрак. С Перепиличным нас не связывали дружеские или партнерские отношения, как с Сергеем, но он был очень важным звеном в нашем расследовании грязных денег. Каковы бы ни были его мотивы, он подвергал себя огромному риску в этом деле — и вот его не стало.

Его смерть была трагичной, но вместе с тем и пугающей. Всё выглядело так, как будто власть охотится на людей, которые расследуют коррупцию в деле Магнитского, отправляя на Запад убийц. И похоже, пришло время привлекать к этому делу американских правоохранителей.

4 декабря я отправился в Нью-Йорк. С собой я вез толстый пакет, в котором лежало наше шестистраничное заявление в прокуратуру и еще 166 листов приложений и доказательств.

Документы вскрывали связь между «Превезоном», Денисом Кацывом и украденными 230 миллионами долларов. Я должен был доставить пакет в прокуратуру Нью-Йорка и вручить его лично Адаму Кауфману.

5 декабря я уже входил в здание прокуратуры в нижнем Манхэттене по адресу Хоган-Плейс, 1. Само строение, облаченное в гранит, было величественным и впечатляющим, но вестибюль мрачноват. Я влился в толпу, состоявшую, как мне показалось, из детективов или низкооплачиваемых адвокатов по назначению. Все посетители проходили по очереди через металлодетекторы под окрики неприветливых охранников с сильным нью-йоркским акцентом. Радости там и в помине не было. Это было царство покорности и скрытой агрессии. Обстоятельства заставили их прийти сюда, но никто из них не хотел этого.

Никто, кроме меня.

Первое, что бросилось мне в глаза уже в офисе Адама, — это огромное количество упаковочных коробок. Сделав вид, что не замечаю этого, я поздоровался. «Присаживайтесь, — тепло предложил он. — А я приглашу своих ­коллег».

Через минуту он вернулся вместе с Дунканом Левином, главой отдела по изъятию активов и его коллегой. «У него сумасшедшая история, — сказал Адам, обращаясь к ним и показывая на меня. — Уверен, она вас заинтересует».

Устроившись за большим, видавшим виды столом с разнокалиберными стульями, я сразу перешел к делу: «На нашей последней встрече вы сказали обратиться к вам, если мы сможем найти „хвосты“, ведущие в Нью-Йорк. Вы не поверите, но мы их нашли». И, достав из портфеля пакет с нашим заявлением, я пододвинул его к Адаму. «Мы нашли около трех миллионов долларов из украденных денег по делу Магнитского, которые осели здесь, в недвижимости нижнего Манхэттена».

Атмосфера в комнате молниеносно изменилась. Мне показалось, что Адам ожидал, что это будет очередная ничего не значащая встреча ради встречи и не более того, но сейчас он понял, что всё становится гораздо серьезнее. Я показал им снимки недвижимости и цепочку движения грязных денег.

 — Откуда у вас всё это? — изумился Адам.

— Частично из российских баз, частично из полицейских дел в Молдове и частично из открытых источников здесь в Нью-Йорке.

Дункан, большой специалист по изъятию активов, еле слышно вздохнул. Увиденное его впечатлило.

В папке было гораздо больше, чем они привыкли видеть на начальном этапе работы с заявителями. Обычно к ним приходят и говорят: «Меня ограбили! Помогите, пожалуйста!» Никто никогда не говорил им: «Меня ограбили! Вот автомобиль грабителей, вот его номер, здесь они проживают, здесь хранят награбленное, а вот что они приобрели на деньги с продажи краденого».

А я, в сущности, именно это и говорил.

Безусловно, Адаму и его команде придется провести более тщательное расследование и собрать все доказательства, но они смогут использовать наше заявление как основу для выигрышного дела против легализации преступных доходов в Нью-Йорке.

Адам постучал пальцем по папке с нашим заявлением: «С этим можно работать».

— Отлично, — сказал я. — Когда сможете начать?

— Понимаете... — замялся Адам. — Я не смогу. Вы видите эти коробки?

— Угу.

— Я ухожу в частную практику. Если бы вы пришли на два дня позже, мы с вами здесь уже не встретились бы.

— Тогда... поздравляю?

— Не переживайте, Билл. Дункан остается, и если всё, что вы принесли, подтвердится, то он этим займется, — улыбнулся Адам. Дункан кивнул.