Всё было очень просто, и мы ожидали услышать их извинения и получить обязательство немедленно отказаться от дела.

Прошло две недели. Тишина.

Чуть позже мы получили ответ, но вместо извинений фирма «Бейкер-Хостетлер» решила схитрить или рискнуть. Письмо было написано Марком Цимротом — партнером, но из вашингтонского офиса, — в крайне вызывающих тонах. Он писал, что фирма и не подумает брать самоотвод, обосновывая это тем, что мы вовсе не жертва налогового мошенничества. Поскольку 230 миллионов долларов были украдены из российского бюджета, то, утверждал он, пострадавшей стороной является российское правительство и только оно заинтересовано в этом деле.

Дальше — больше: он «не верит», что его фирма располагает какими-либо конфиденциальными документами, полученными от нас, так как «более 3000 страниц» информации о нас «доступны на публичных сайтах», и поэтому всё, что мы им сказали или предоставили, уже стало достоянием общественности. Далее он «уверял» нас, что даже если фирма и обладает какой-то конфиденциальной информацией, то они ее не «изучали» и не «раскрывали» «Превезону». И закончил он тем, что «Превезон» никак не может быть «противной стороной» по отношению к нам, потому что мы вообще не являемся «стороной» в деле. Он утверждал, что только ответчики и истцы по одному и тому же делу могут «противостоять» друг другу. Суммируя вышесказанное, с их точки зрения, у нас нет никаких оснований просить их отказаться от дела!

Для многих «юрист» и «этика» — взаимоисключающие понятия. Все знают, что юристы — объект бесчисленных насмешек. (Анекдот: в чем разница между юристом и медузой? Один — бесхребетный и ядовитый жирный пузырь, а другая — форма морской жизни. Почему акулы не нападают на юристов? Из профессиональной солидарности!) Я почему-то думал, что такое неуважение вызывает только определенная категория юристов — сутяжники, принимающие клиентов в дешевых офисах в торговых центрах, но никак не адвокаты Лиги плюща, работающие с совсем другими клиентами в роскошных офисах в стеклянных небоскребах центра Манхэттена. Шокировало, что «Бейкер-Хостетлер» — юридическая корпорация, существующая с 1916 года и имеющая таких клиентов, как «Форд» и «Майкрософт», упала так низко, что стала соответствовать этому стереотипу.

Однако правила в отношении юристов, нарушающих установленные законом нормы, четко прописаны, и совершенно неважно, работают ли они в торговых центрах или в офисах на Манхэттене. Поэтому раз «Бейкер-Хостетлер» не хотела уходить самостоятельно, то нужно было заставить их сделать это по закону.

6 декабря мы подали жалобу в Комитет прокуратуры Нью-Йорка по рассмотрению жалоб — надзорный орган, в задачи которого входит отслеживать этические нарушения в поведении юристов. В этой жалобе мы изложили, как Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» перешли на другую сторону. Одно дело — их попытки завалить нас отписками с использованием пресловутого юридического жаргона, и совсем другое — попасть под проверку Комитета прокуратуры, по результатам которой можно лишиться юридической лицензии. И даже на этом этапе у них была возможность просто и без репутационных потерь выйти из дела «Превезона».

Но «Бейкер-Хостетлер» продолжал удивлять. В ответе комитету они не только повторили версию, изложенную в их письме нам, но и пошли дальше, заявив, что их фирма «не была нанята компанией Hermitage для поиска украденных 230 миллионов долларов и установления выгодоприобретателей этого мошенничества».

Прочитав это, я подумал, что они сами себя загнали в угол. У нас остались копии судебных запросов о раскрытии информации американскими банками, подготовленных Джоном Москоу специально для поиска украденных 230 миллионов долларов. Всё лежало на поверхности, и оспорить это было невозможно. Им не выкрутиться! Нам просто необходимо было слушание по нашей жалобе.

Но только его никак не назначали. Прошла зима, и началась весна 2014-го, а мы всё ждали ответа от Комитета по рассмотрению жалоб.

Болтая со своей подругой, юристом из Нью-Йорка, я пожаловался на задержку; она ответила:

— В Комитете работает — сколько?.. — полдюжины человек, которые должны следить за каждым нечистоплотным адвокатом в Нью-Йорке. Ты знаешь, сколько тут мерзавцев среди нас?

— Пятьдесят семь тысяч? — съязвил я.

— Практически, — рассмеялась она. — Кроме того, у вас сложный случай. Самые простые дела — это те, в которых юристы убивают своих клиентов или крадут у них деньги.

Я очень надеялся, что она ошибается, но если это так и у них всего шесть человек, которые разбирают каждое нарушение юристами этических норм в Нью-Йорке, то могу себе представить, сколько времени уйдет, пока они доберутся до нашей жалобы.

В начале апреля я работал у себя в кабинете, но мои занятия были прерваны неожиданным появлением секретаря с увесистым пакетом DHL. «Это доставили из Нью-Йорка, — сказала она. — Похоже, из суда».

Ну, наконец-то! Ответ из Комитета по жалобам, подумал я. Открыв пакет и бегло просмотрев первые несколько страниц, я понял, что ошибся. Документы были вовсе не из комитета. Это было судебное постановление с требованием о раскрытии информации от «Превезона», и оно было адресовано мне!

До этого мне не приходилось сталкиваться с требованиями американских судов. Оно начиналось так: «ВАМ НАДЛЕЖИТ явиться в день, время и место, указанные ниже». Через пять недель мне предписывалось явиться в офис юрфирмы в Рокфеллеровский центр на допрос. Помимо этого, постановление обязывало меня предоставить документы по 21 категории, включая всю нашу переписку с журналистами из Центра по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP), всю нашу переписку со всеми нашими осведомителями, журналистами и политиками, которые помогали нам в наших расследованиях, всю нашу конфиденциальную переписку с правоохранительными органами, ведущими расследование хищения в размере 230 миллионов долларов.