– Ерунда разная бывает, Алексей Петрович.

Лазарев удивлённо посмотрел на Виктора, выбросил окурок за чью-то машину и сразу закурил вторую сигарету.

– Чем старше становимся, тем всё менее значимы поводы, – ответил он. – Если лет пятнадцать назад меня надо было в ординаторской с медсестрой поймать, то вчера хватило просто борщ в холодильник не поставить. Девальвация, так сказать, повода происходит прямо на глазах. Скоро нулевую отметку пройдём – и она уже авансом начнёт со мной ругаться.

«Знал бы ты, как прав сейчас», – подумал Платонов, но вслух сказал совсем другое:

– Если от медсестры до борща – пятнадцать лет, то не всё так плохо. Ещё всё можно успеть.

– Что успеть? Развестись? Найти третью жену? – залпом задал вопросы Лазарев, приветственно махнув попутно рукой кому-то на стоянке.

– Зачем же? Нет, конечно, – наконец-то взглянул на заведующего Платонов. – Для укрепления курса повода. Это же как стоимость барреля нефти. Вы рассчитываете, что семейная жизнь будет протекать при одной цене; надеетесь, что цена эта будет расти, но в реальности оказывается, что всё несколько не так. Несколько хуже. Семейная экономика рушится, эмоциональные баррели дешевеют. Надо адаптироваться как-то. Хотя соглашусь, призрачно это всё и ненадёжно. Из опыта боевых действий, если можно так выразиться.

– Боевых?

– Не поверите, Алексей Петрович, – невесело вздохнул Виктор. – Всякое бывало…

Он машинально погладил предплечье, где халат скрывал сейчас послеоперационный рубец. Сросшийся перелом пару раз в год давал о себе знать сильными ночными болями, но Платонов и не пытался принять обезболивающее. Похоже, ему было необходимо это помнить…

– Почему же, поверю. Так просто от бывшей жены в другой город не уезжают, – ответил Лазарев. – Ты, конечно, особо не распространялся никогда – но с подполковничьей должности за нарушение условий контракта… Наш руководитель тебя брать не хотела. Она же за чистоту кадров безоговорочно ратует. Уверен на сто процентов – обязательно глубже копнула и узнала всё. Готова была дать от ворот поворот. Просто я её на нужный путь наставил, когда твоё резюме в интернете прочитал.

Платонов слегка приподнял брови – об этом он услышал от Лазарева впервые.

– Спасибо, Алексей Петрович, – поблагодарил он заведующего. – Если хотите, я могу вкратце рассказать. Только не сейчас, если можно. И сильно вкратце. Без имён и мелких деталей.

– Наверное, хочу. Надеюсь что-то полезное для себя почерпнуть… Но не заставляю, конечно. Зря я две подряд дёрнул, – сказал он, вновь резко меняя тему и отправляя второй окурок вслед за первым. – Кстати, как там рука?

Платонов прищурился, вспоминая картину, что видел вчера на перевязке:

– Чисто. Скобки на ранах предплечья снял, швы через один оставил. Спилы костей не пальпируются. Рентген был два дня назад – всё идеально, – Виктор сунул в карманы халата слегка замерзающие руки и посмотрел в сторону входа в отделение. Там открылась дверь, и дежурная медсестра принялась выискивать своих врачей на стоянке. Увидев Платонова, она махнула ему рукой.

– В операционную, – констатировал он. – Зовут.

– Решил, что будешь с глазом делать?

– Блефарорафия, – коротко сказал Виктор. – От гнойного конъюнктивита надо избавляться. Окулист хотел сам веки зашить, готов был помочь. Но я же не в первый раз. Ладно, пошёл.

Он миновал новую решётку, окружившую кислородные резервуары. Платонов не смотрел на них, но несколько свежих следов цемента на выбоинах в ступенях и в пандусе напоминали ему, зачем и куда он направляется. Входная дверь отделения, недавно заменённая, как и всё кислородное хозяйство, громко клацнула магнитным замком, когда Виктор привычно пробежал пальцами по кодовым цифрам. Не заходя в ординаторскую, Платонов прошёл весь коридор до конца – до таблички с надписью «Операционный блок». На секунду замер, прислушиваясь к себе. Холодок в груди, какая-то горячая волна по шее…

– Руки не трясутся, ноги не дрожат, – тихо сказал он и открыл дверь. Несколько шагов к коробкам с масками и шапочками, потом к стопке бахил; надел их, медленно и аккуратно завязал. Увидел, что забыл на руке часы; снял их, положил на подоконник; натянул нарукавники, а следом – фартук.

Всё было готово. Лена замерла у своего столика с инструментами в ожидании хирурга. Виталий Балашов, их бессменный анестезиолог, сидел у окна, заполняя протокол и поглядывая временами на показания своих приборов. Анестезистка Варя, высокая яркая блондинка, прислонившись к стене, держала в руке два шприца с набранными препаратами и в ожидании команды мечтала о чём-то своём.

– Добрый день, – сухо сказал Платонов, обведя взглядом всю бригаду. На стол, где под простынёй лежал пациент, он не смотрел.

– Привет, – сказал Балашов, оторвавшись от писанины. – У меня всё в норме. Времени на операцию – сколько тебе нужно.

Он встал, шагнул к Варваре, тихо что-то сказал. Та по очереди ввела препараты из обоих шприцев в кубитальный катетер.

– Тогда я мыться, – развернулся Виктор. Тёплая вода немного расслабила; он тщательно намылил руки на три раза, поднял глаза и посмотрел на себя в зеркало. Усталый взгляд поверх маски заставил вздохнуть. Переведя кран на холодную воду, Виктор плеснул немного в лицо: