– Моя жизнь изменилась, когда мама заболела. Я была маленькой и ничего особо не понимала. Мне казалось, что все это временно, очередной грипп. Дети часто болеют и воспринимают это все легко.

Я бегала к ней в комнату и поначалу мама укладывала меня рядом и рассказывала сказки, а я до сих пор помню ее запах. Она пахла малиной и имбирем, а может, это из-за того, что она пила чай с домашним вареньем, которое сама летом и готовила.

По мере того, как рассказываю, маленькие капельки падают на руки, и механически протерев кожу, я понимаю, что плачу.

– Но лучше ей не становилось, а однажды меня перестали к ней пускать.

Беру нож в руки, рассматриваю, как поблескивает столовое серебро, сжимаю прибор в пальцах до побелевших костяшек.

– Мама угасла быстро, на глазах.

Поднимаю глаза на Монгола, который снисходительно смотрит на оружие в моей руке. Для него это зубочистка и как бы я ни хотела воспользоваться этим ножом, я все же трусиха и не смогу. Мы оба это знаем.

– Это был не грипп. В наш дом зачастили люди, разные, это были врачи, затем отец возил маму по клиникам, но никто не понимал что с ней, а потом сказали, что ей осталось недолго.

– Прекрати, – бескомпромиссный голос и желтые глаза вспыхивают, а мои наполняются слезами.

Смотрю на протянутую ладонь Гуна, изучаю линии, резкие, рваные. Говорят, по ладони человека можно сказать о нем многое, вплоть до предсказания его будущего, но у меня четкое ощущение, что этот мужчина сам кует свою судьбу.

– Отдай мне нож.

Опять приказывает, а я небрежно выполняю, тяну руку и у меня дух захватывает, когда сильные пальцы обхватывают мое запястье, столовый прибор со звоном падает на тарелку, а Монгол дергает меня к себе, заставляет слететь со стула и упасть на его крепкое тело…

– Ох…

Слетает с губ, и я чувствую под рукой мощную грудную клетку мужчины, сердце, что отбивает тяжелый ровный ритм.

Он весь словно резонирует непоколебимостью, силой и я цепенею в его руках, натягиваюсь струной, готовой лопнуть в любую секунду.

Смотрю в тигриные раскосые глаза и словно перестаю существовать на мгновения, окунаясь в его дикую необузданную энергетику.

Проводит пальцем по моей щеке, стирает влагу и запускает руку в мои волосы, тянет за прядку.

– Алаайа…

Выдохом и я спрашиваю робко:

– Что это означает? Это ведь обращение?

Растягивает губы в улыбке. И в этот раз это не оскал и не скупая ухмылка, а в Монголе чувствуется что-то мягкое. И в то же время он словно присматривается ко мне, пытается понять до конца кто перед ним.

– Ты слишком любопытна, невеста. Это просто слово.

– И почему мне кажется, что ты утаиваешь что-то, недоговариваешь? Оно что-то значит, Гун?

– Ничего.

Сужает глаза, а мне кажется, что я тону. Воздух в легких заканчивается, ощущаю, как подпадаю под власть всесильной стихии. Только этому мужчине решать мою судьбу. Никто не спасет. Никто не придет. А такие, как Монгол, не отпускают, пока вдоволь не насладятся агонией.

– Было приятно наблюдать агонию твоего несостоявшегося муженька, когда он получил презент в виде простынки с багровыми пятнами…

– О чем ты?!

– Всего лишь о том, что Айдарову доставлено послание. Мой враг прилюдно был оскорблен.

Кажется, что я действительно вишу на волоске от смерти и эта смерть имеет неимоверно красивые черты, которые я впитываю широко раскрытыми глазами.

Монгол привлекателен ровно так, как может быть красива ядовитая тварь. В природе все яркое является таким – словно несет предупреждение не приближаться, не трогать.

Но ирония в том, что я цепляюсь за широкие плечи, пока его сильная ладонь застыла на моей спине и пальцы прожигают сквозь материю, ласкают и посылают искры по всему телу.

– Маленькая невеста врага. Что же мне с тобой делать, Ярослава?

Вдруг становится жутко от того, как вспыхивают его глаза, как расширяются зрачки и накрывают желтоватый ободок.

Решаюсь, наконец, разомкнуть пересохшие губы и задать вопрос, который гложет:

– Зачем я тебе нужна, Монгол? Зачем держишь, если уже отправил простыню Айдарову?

Глава 18

Застываю в его руках в ожидании ответа. Находиться рядом с этим восточным мужчиной невероятно сложно. Он вызывает смятение. Дезориентирует.

И да. Парадокс. Но он чем-то напоминает Айдарова. Своего врага, которого так рьяно ненавидит. Не могу уловить, чем именно, но если Мурата я боюсь до дрожи, то здесь все иначе и дрожу я совсем по другой причине.

Сложно не поддаться дикой необузданности мужчины, который не переставая буравит меня взглядом.

– Мы сейчас о тебе говорим. Ты почему-то начала рассказывать мне про детство, а меня интересует твое настоящее, Ярослава. Скажем, то, почему невеста Айдарова в ночь перед свадьбой отжигала в клубах как последняя…