Шрифт:
Кажется, что схожу с ума, когда на миг накрывает от ее сходства…
Рассматриваю Ярославу, открываю для себя. Боится. Она меня боится настолько сильно, что дрожит, я чувствую озноб ее тела, вижу, как мурашки бегут по тонкой коже. Ее испуг застыл пеленой непролитых слез в небесно-голубых глазах.
– Отпусти меня.
Проговаривает ровно, уверенно, верит в то, что говорит, и меня почему-то тянет улыбнуться от наивности девочки, от ее святой веры в то, что такая тварь, как Айдаров, в ее жизни больше не фигурирует.
– Даже не думай опять бежать.
Не знаю, почему отвечаю ей. Малышке с необыкновенными чертами.
Я ценю храбрость, а ее отчаянная смелость, стержень и колкий язычок заставляют меня умиляться кошечке, которая, оказывается, любит подсматривать.
Я заметил ее, не мог не почувствовать, когда сгонял пар на улице. Инстинкты у палача вырабатывались годами. Слишком многие хотели отправить меня на тот свет и каждому смертоносному выпаду предшествует взгляд, который я научился ощущать кожей.
Только ее взгляд я почуял иначе, выделил его. А потом чуть не расхохотался, когда засек прилипшую к окну мордашку, которая прислонилась лбом к стеклу и пальчиками держалась за раму, чтобы не соскользнуть.
Миниатюрная девушка с аппетитными формами, никто не пропустит такую. В основном красивые женщины рано осознают свою власть над мужчинами и начинают этим активно пользоваться.
А эта бунтарка, похоже, очень одинока…
Мысленно торможу себя.
– Что ты чувствуешь, Ярослава?
Проговариваю вкрадчиво, а она облизывает мягкие полные губы, смотрит настороженно, как зверек, готовый дать деру в любую секунду, но на упрямстве заставляющий себя хорохориться.
– Я до ужаса напугана, – отвечает непонимающе.
– Нет. Ты не боишься. Страх ощущается иначе. А в твоих глазах совсем иные чувства.
На щеках вспыхивает румянец, красивые бровки сходятся на переносице
– Ты ничего не получишь от меня! – выговаривает зло, но вызывает лишь ухмылку.
Кажется, кто-то любит бросать вызов. Маленькая кошечка обнажила коготки и шипит, забавная.
– Ты сама мне все отдашь.
– Я тебе ничегошеньки не дам! – произносит запальчиво и глазки распахиваются в ужасе от фривольности собственной фразы.
– Уверена?
Кивает молча. Видно, поняла, что язык – ее враг. С трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
Стоит подумать, как каменею. Странное чувство. Забытое даже. Похороненное.
Ярослава дергается в моих руках, хочет избавиться от прикосновения, только ее трепыхания доставляют ей боль. Морщит носик. Опять делает рывок.
У нее красивое тело. Нежное. Женственное. Не могу удержатся, пальцы колет от желания прикоснуться, и я касаюсь длинных шелковых волос, отвожу за ушко прядь, оголяя ее тонкую лебединую шею.
Наблюдаю, как вздрагивает, когда указательным пальцем задеваю мочку аккуратного ушка.
Бледная она. Слишком худая. Приглашаю Яру к столу. Немного мяса на костях ей не повредит. Ест она красиво, отламывает маленькие кусочки и отправляет в рот, прикрывая глаза и получая наслаждение.
Приятная альтернатива тому, к чему привык.
Дожидаюсь, когда наестся. Не похожа Ярослава на портрет той девицы, который у меня имеется. Хотя, признаюсь, что в клубе она отжигала на славу.
Словно не она там была. Два разных человека. Игра это? Часто бывает. Тогда передо мной виртуозная актриса. Хочу дать шанс.
– Расскажи мне о себе, – проговариваю четко, удерживая свои руки в узде, чтобы не сорваться, чтобы не напугать. Не спустить свою ярость с поводка.
– Что мне рассказать?
– Скажем, почему согласилась стать невестой Айдарова. За сколько продалась.
Забавная реакция. Глаза вспыхивают.
– А что, если я не продавалась? – произносит с вызовом.
– Удиви меня.
И она действительно это делает. Начинает рассказывать о том, как потеряла мать, и я не знаю, как ей удается опять бить в самую сердцевину, находить то, что все еще живо.
Я знаю, каково это, когда твоя мать умирает.
Ярослава рассказывает, а я словно наяву возвращаюсь в прошлое.
Влетаю в больницу как ошпаренный и вижу женщину, что кутается в старую шаль, сгорбленную и сидящую на стуле у самого выхода.