Шрифт:
— Время нужно. Не гони коней. Твое к тебе придет, а то, что чужое никогда твоим не станет.
Отбрасываю волосы со лба и отвечаю смущенно.
— так я и наю, что не мой он, баб Нюр. Не мой. Но от этого не легче.
Опять смотрит на меня загадочно.
— Ну не скажи… Сейчас я мало что вижу, но кое-что все же отсвечивает…
— Баба Нюр, ты извини, но я в эту всю предсказательную чушь не верю.
— Правильно и делаешь, егоза. Не за чем. Но жизнь штука странная. Крутит вертит и узоры свои вырисовывает. Ты мне так и не сказала от кого тикала-то?
Приподнимает брови и кусает бублик беззубым ртом, ну то есть вместо челюсти там протез, я знаю.
Шамкает, потом в чай сует, смачивает и опять кусает.
— Не смотри так егоза. Старость это. Все там будут. Пока молодая и тебе кажется, что всю жизнь двадцать будет, но молодость скоротечна, этот порок проходит с годами.
Улыбается и замолкает, дает понять, что ждет моего откровения.
— Если коротко. Я переспала с шафером на свадьбе, где была подружкой невесты.
Бабка фыркает.
— Та эта давняя традиция. Что за свадьба ели свидетели не кувыркнуться?!
— Баба Нюр! — цыкаю, — я сейчас ничего рассказывать не буду!
— Ладно-ладно, егоза, не злись. Но правда, у нас в деревне всегда так была. Это закон. Вот и тебя не обошла эта участь.
— В общем, там сокурсники жениха были приглашены, мажористые богатеи. И один из них за мной увязался, поспорил, что завалит, но Ставр эту игру просек на раз и пресек. Но этот мажор от меня не отцепился.
— Самолюбие ты его задела.
— Выходит, что так. На слабо развела. Сегодня он ко мне подкатил я отшила, а потом он решил силой своего добиться и… — краснею, почему-то стыдно признаваться.
— Что и? — переспрашивает бабушка.
— И меня на него вырвало.
Секунда молчания и бабу Нюра взрывается хохотом. Смеется так, что слезы по щекам течь начинают.
— Ай молодца, батькина кровь. Подселенец-то твой с характером. С таким не забалуешь…
46
Чай у меня идет носом. Опять кашляю.
— Баба Нюр. С тобой чай пить опасно для жизни! — наконец отвечаю, протирая с щек слезы.
— Та ладно, — бабуська попивает чайок как ни в чем ни бывало и бросает на меня острые взгляды.
— Баб Нюр. Вы о каком "подселенце" вообще?! Я чего-то не понимаю. Во мне что “чужой” живет? — прыскаю, смех у меня нервный, но фильм я помню, просто не уверена, что баба Нюра его смотрела.
— Нет, Алинушка, как раз что ни на есть “свой” в тебе живет. Поселился на ближайшие девять месяцев. Характерный пацаненок будет. В батьку. Сложно с ним тебе придется, но мальчишка будет твоей гордостью…
Голова идет кругом от бабкиных сказок. Мне дурно становятся, а глаза, наверное, размером с блюдцем в которое баба Нюра опять варенье накладывает.
— Мать твоя тоже кизил полюбила, когда тебя носила.
— В смысле?!
Спрашиваю, отложив ложку.
— Бабушка, хватит, а то мне уже кажется, что я в сумасшедшем доме. Не шути так. И так мне на голову многое прилетело, разгрести бы…
Выговариваю слова и в конце понимаю, что уже реву белугой.
— Арсений теперь будет мстить. А мажор, которому все можно и у кого папочка судья… Я даже на него заявление в прокуратору написать не смогу, если он со злом ко мне, понимаешь, баб Нюр?! Я его глаза помню злые, там за секунду все капилляры треснули.
Бабушка отвечает серьезно.
— Похорошела ты Алина, лицо округлилось, пропала худощавость и взгляд стал мягкий, как у кошки. Ритку сильно мне напомнила сейчас.
— Я реву, вот и отекла.
— Нет. Вспомни. Кто из нас на врача учится. Ну-ка быстро мне признаки беременности скажи.
Командует, принимаюсь отвечать, как на экзамене.
— В первом триместре признаками наступившей беременности могут являться головокружение, слабость, быстрая утомляемость, сонливость, тошнота. В основном по утрам, но также и в течении дня возможны приступы рвоты, которые так же могут потребовать стационарного лечения.
— Молодец, Вишневская. Пять за лекцию. И два за сообразительность. Самочувствие свое вспомни за последние дни. Что испытывала?
Прикусываю губу.
— Все симптомы, — отвечаю ошарашенно и заглядываю в теплые глаза, — баба Нюр. Этого быть не может. Предохранялся он. Все время.
— Таки все время? — закидывает в рот пастилу, жует старательно пока я напрягаюсь.
— Все время… правда он был очень напорист… — пока говорю краснею, щеки гореть начинаю.
— Да ты вещи своими именами называй. Я же не монашка. В свое время столько ухажеров было. Ух. Как вспомню, давала жару.