Шрифт:
– Да уж. Секретов здесь хватает, – отозвался я и осмотрелся по сторонам.
Первый зал оказался не так уж и велик, но все же в нем нашлось несколько интересных полотен. Все они были огромными, действительно огромными, но с невероятной детализацией. Даже «Последний день Помпеи» казался на их фоне простоватым полотном.
Городские пейзажи мы осматривали молча. Виды Владимира старого и нового. На каждой картине изображались люди. И каждая картина имела ширину в шесть, восемь, а то и десять метров – рядом находились таблички с описанием.
– Живописно, – сказал Василь после третьего полотна. – Но я бы сюда не пошел. Не люблю картины. Лучше выбраться на охоту. Или устроить заезд на лошадях. Как ты на это смотришь?
– Я бы предпочел скачкам заезд на автомобилях, – ответил я, рассматривая с любовью прорисованные гребни волн на полотне, где изображалось строительство гидростанции.
– Механизм послушен. А лошадь непредсказуема.
– Лошадь можно научить делать, что нужно.
– Так ты любишь, чтобы тебя слушались? Странно, что в этом случае ты выбрал Анну.
– Скажи мне, Василь, – я отвернулся от картины, когда до меня дошел смысл его слов. – Ты меня пытаешься спровоцировать, потому что тебя об этом попросила сестра или это твое обычное поведение? Ни то, ни другое тебя в моих глазах не красит.
– Да? – с вызовом спросил он. – А кто ты такой, чтобы я перед тобой ставился?
– А вот это поясни, – уже громче выдал я.
Конечно, у меня пистолет за поясом и все такое, но не могу же я поколотить человека, которого подружки Ани взяли с собой. Надо быть сдержаннее.
– Тут нечего пояснять. Ты – неизвестно кто. Мелкий дворянчик.
– Должно быть, я тогда разговариваю с каким-нибудь князем как минимум. Либо твои штаны набиты баблом.
– Чем? Что за выражения? – скривился Василь. – Впрочем, не говори ничего. И так все понятно. Хотя нет, не все. Как Анна тебя выбрала?
– Завидуешь? – решил я уколоть его, чувствуя, что без простой человеческой химии здесь тоже не обошлось.
– Беспокоюсь. И моей сестре ты сразу не понравился.
– Я почему-то не заметил.
– Она сделала мне знак.
– Как это банально, – я снова принялся рассматривать полотно, на этот раз – рабочих на массивном башенном кране.
– Будь моя воля… Эй, что вы делаете?
Я поспешно обернулся на внезапный выкрик. На плече Василя лежала тяжелая рука, а за его спиной возвышался на полголовы блондин с настолько ненатуральным цветом волос, что мне даже не потребовалось времени, чтобы распознать парик.
– Ай! – крикнул Василь, а блондин наклонился к нему и шикнул в ухо. А потом продемонстрировал лезвие, прижатое к вишневому пиджаку, и поманил меня пальцем.
– Алекс, – я назвал его по имени, будучи на сто процентов уверенным в знакомых чертах лица. Но тот не удивился.
– Угадал. Решил переключиться на золотую молодежь? Завоевываешь авторитет?
– Авторитет? У него?
Блондин фыркнул и почесал голову:
– Чертов парик. Не думал я, что ты меня так быстро раскусишь. Есть разговор. Прогуляемся?
Глава 14. Новое слово в живописи
Когда сиюминутного выхода из ситуации нет, надо тянуть время столько, сколько получится. Попутно можно проверить, когда твой противник даст слабину.
Разумеется, делать такое стоит лишь в людных местах – мало кто согласится привлечь к себе внимание случайным движением, жестом, звуком. И еще – я был уверен, что те несколько человек, которых прислала Виктория, наверняка ходят где-то поблизости. Мне же кивнул кто-то из-за спины Кима!
– Так я за этим и пришел. Идем! – скомандовал я, вызвав небольшую паузу у Алекса. – Там впереди зал с современными полотнами. Посмотрим заодно – что время терять.
– Т-ты что, его знаешь? – негромко проговорил Василь.
– Конечно знает, – в тон ему ответил Алекс и встал сбоку от парня, чтобы прикрыть лезвие, упертое тому под самые ребра. – А ты лучше помалкивай, не то сделаю тебе еще одну дырку в легких, чтобы избыток воздуха спустить.
– Грозно, правда? – я избрал долгий и, быть может, странный путь – вывести парня в парике из себя. – Но, если честно, меня он тоже раздражает. Ты ведь слышал наш разговор?
Я даже успел сделать пару шагов в сторону следующего зала, прежде чем понял, что Алекс стоит на месте. Поблизости больше не было никого: