Пахом снял тулуп, в котором ходил и летом, и зимой, бросил в угол у входа. Туда же полетела меховая шапка. Аккуратно поставил крючковатый извивающийся посох, прислонив его к стене, куда была скинута одежда. Сел на свободную скамью. Поднял заранее приготовленные гусли. Погладил, проведя рукой по изгибу инструмента. Коснулся струн, вслушиваясь в звук, зависший в комнате. Довольно хмыкнул. Затем пристально, словно желая удостовериться, что нынешние слушатели достойны внимать сказам, посмотрел в глаза вновь притихших детей. Улыбнулся сам себе, довольно кивая, и ответил на просьбы:

– Ну, слушайте, внучатки. То было, или еще не свершилось, но обязательно случится. А может быть, и никогда не было того, что я вам поведаю, и не случится до скончания веков. То было в далеких-далеких землях, а может, совсем рядом, за околицей…

– На наших тропках?

– На тропках, на тропках!

Не удержавшись, открыли рты самые смелые да непоседливые.

– А может, и в березовой рощице!

– А может, и там, на лугах, что у реки. Или не на лугах, а в садах Ирия.

– Или на путях, уводящих за мостик?

Вторили первым ребята побоязливее, переборовшие свой испуг, не отворачиваясь от взгляда Деда Пахома.

– А может, и на путях, что ведут к калиновому мосту.

– Деда, а ты сам видел?

Старик хмыкнул, утирая расползшиеся в улыбке губы, примечая самых смелых, отмечая ребятишек, которые сумели побороть свой испуг, и отдельно заприметив тех, кто не посмел раскрыть рта, хотя было видно, что вопрос задать горячо желал.

– А то сам, а то не сам. Что было или не было, то видывал или нет. А может, слыхивал, а может, и причудилось. Байки всё это, сказы, да присказки, легенды и предания, – он наставительно поднял указательный палец. – Да только в каждом сказе есть свой урок, который вам стоит запомнить и выучить.

Огонь, пляшущий на лучине, споткнулся о край куцего огарка, едва не упав с тонкой древесной жилки, с испугом качнулся, отстраняясь от порывистого движения мозолистой руки, выпрямился и робко вступил на новую, длинную жилку, по которой ему предстоит проделать увлекательный путь, скрашенный занимательным рассказом и думами о вечности, из которой он пришел по велению умелых рук, ударивших о кресало, и куда вернется после окончания своего безысходного танца.

Пальцы Деда Пахома коснулись струн. Растекаясь нежно пульсирующими волнами, мелодичные звуки заполнили комнату. Они текли неспешно, окутывая и обволакивая собравшихся ребятишек. Повинуясь внутреннему порыву, дети подались вперед, замерли, готовые с головой окунуться в открывающийся им дивный мир. В такт мелодии неожиданно раздался негромкий сладкозвучный голос сказителя:

– Вязкие зимние сумерки дрогнули…

Самый редкий день в году

(Кощеев день)

Двадцать один год до Купальской ночи 1

Вязкие зимние сумерки дрогнули. Ожидая прихода рассвета, они, доселе укутавшие наст, незначительно отступили, скользя по хрустящему снегу, но всё же ночь, неуклонно теряющая власть, оставалась ещё достаточно непроглядной. Под стоны заунывно плачущего ветра хрустела снежная корка. Мгла, окутавшая всё вокруг, поёрзала и устало расступилась, выпуская из своего марева огонёк, зажатый в руке девочки, которая, ничуть не страшась темени, упорно шагала по твердому насту, изредка проваливаясь в сугроб.

Малютка остановилась, выдохнула. Сняла с правой руки большую варежку, зажав её подмышкой, поправила непослушные волосы, пряча их в мех туго завязанной шапки-ушанки, дыхнула в рукавицу и вновь надела её. После подвигала уставшими плечами – сшитый на вырост тулуп был тяжеловат для хрупких плеч. Затем огляделась, решая: не сбилась ли с пути, и, убедившись, что идет в верном направлении, затопала дальше, с усилием поднимая обутые в тяжелые большие валенки ноги.

Выйти пришлось затемно – самое темное и опасное время сегодняшнего дня, но ничего не поделаешь, коли желаешь успеть к намеченной цели – будь добра, потрудись, да и страхи свои усмири. Благо идти предстояло по знакомому пути: и зимой, и летом Марья хаживала по нему не единожды. Да и подаренный любимой бабушкой уголёк – светящийся, но не обжигающий – изрядно облегчал путь в предрассветном сумраке.

Неуловимо для взора отступала ночь. Девочке чудилось: всего пару раз моргнула, а тут и там из мглы уже выступали, проявляясь с каждым шажком, обручённые с наросшим льдом ветви деревьев, уставшие от налипшего на них снега. Совсем скоро выйдет предрассветная зорька и заветный уголёк можно будет завернуть в платочек и спрятать в карман.

– И ничего, что мамка не велела пользоваться подарком бабушки, – успокаивала себя Марья. – Я его не для баловства или шалости взяла, а для важного дела!

Её уже ждали. Вначале девочка заприметила два ярких огонька, зависших над землей и пристально следивших за её приближением. Затем из тьмы проступил силуэт столба, на котором восседал сливающийся с сумраком большой чёрный кот.

– Принесла? – без обиняков промурлыкал давний знакомец, вставая на все четыре лапы, выгнул спину, лениво царапая обитый железом столб, отчего в сторону Марьи полетели тающие в воздухе искры.

– Принесла, – девочка заговорщицки подмигнула коту, спрятала уголёк в карман, из другого достала плотно свернутый кулёк бумаги. – Держи!