Шрифт:
— А деньги? — поинтересовался Миха во поддержание беседы.
— Заплатят. А потом повесят!
— Тогда зачем мне вести тебя домой?
— Ты слово дал!
— И ты тоже.
— Я барон!
— Пока нет, — заметил старик, насаживая кусочки мяса на палочки. Мяса получилось не так, чтобы много.
— Но стану им!
— Возможно.
Повязка отошла легко. Миха склонился, принюхиваясь к ране, но гнилью от неё не тянуло, да и выглядела она так, словно бы уже начала рубцеваться.
Хорошо.
Но завтра выйти все одно не получится. Пара дней придется провести здесь, пока рана более-менее не затянется, да и шкура мальчишки пестрела гематомами разной степени разложения. Определенно, не ходок. А нести его баронство на себе у Михи желания не было.
Он огляделся.
А где Ица? На полянке у костра мальчишки не было. И запаха его тоже не ощущалось. Дикарь заворчал.
— Где ребенок? — поинтересовался Миха, озираясь.
Не мог же он и вправду уйти.
— Простите, господин? — старик ловко проворачивал прутики. Мясо начало подрумяниваться, и тонкий нюх Михи уловил характерный аромат.
— Ребенок. Второй.
— Я не ребенок! — не преминул заметить Джеррайя, подтягивая к себе ногу. На рану он смотрел со странной смесью ужаса и брезгливости.
— А… полагаю, он решил сбежать.
— Отродье.
Легкая затрещина заставила баронета заткнуться.
— Но не стоит волноваться. Ошейник не даст ему покинуть хозяина. Весьма скоро он вернется.
— А если нет?
Старик пожал плечами.
— Или вернется, — баронет на всякий случай втянул голову в плечи. — Или сдохнет. Ну и хрен с ним!
— Вы снова не правы, господин, — старик вновь повернул палочки. — Если вспомните, то это создание обошлось вашему благородному отцу в сорок пять золотых медведей.
Он покачал голову, будто удивляясь непомерной цене.
— И утрата этих денег весьма огорчит господина барона.
На барона Михе было начхать.
А вот дикарь вновь очнулся. Детеныши не должны отходить от стаи.
Не должны.
Факт.
Но конкретно этот детеныш отошел. И что теперь делать? Не бросать же ребенка. Миха посмотрел на небо. То уже подернулось характерной синевой, стало быть, еще немного и стемнеет.
Вокруг болота.
И куда, спрашивается, он полез?
— Найду и выпорю, — проворчал Миха.
— Всенепременно, — старик согласился с немалою охотой. — Рабов следует воспитывать правильно, иначе они набирают в головы дурного. И беда может случится.
— Еще какая, — щека Михи дернулась.
И он отступил. Так проще. Нехорошо убивать людей, которых только что спас, даже если очень хочется.
Глава 26
След мальчишки Миха взял недалеко от лагеря. Дикарь склонился к земле и, втянув пряную смесь запахов, четко выделил один, нужный. Глаза сами отметили незначительные, казалось бы, детали.
Сломанная ветка.
Мхи продавленные. Сорванный и оброненный лист. Слабый отпечаток ноги на влажной земле. И совсем уж длинная полоса, протянувшаяся с берега к болоту. Как будто кто-то съехал.
— Ица, — Миха позвал в полголоса. Чуялось, что мальчишка где-то рядом, но запах болота был резким, перекрывающим прочие. — Ица, это я. Выходи.
Тишина.
И сумерки. Самое поганое время. Даже и ночью видно лучше, чем в этой сизой взвеси.
А если мальчишка на болото сунулся? Болота коварны. Один неверный шаг и искать будут уже археологи, но потом, лет этак через триста-четыреста.
— Ица, — Миха осторожно спустился. В этом месте берег поднимался. Когда-то здесь росло дерево, старое и массивное, может, сосна, может, и дуб. Главное, что от него остался белесый огрызок ствола, изрядно источенный, и корона корней, вывернутая ветром. Прямо под корнями в естественной пещере, возникшей под крышей их, и начиналось болото.
— Ица, — сказал Миха с упреком, когда услышал тихий шелест. — Выходи. Я не враг.
Мальчишка был тут, теперь Миха нисколько в этом не сомневался.
И не в запахе дело, скорее в том странном ощущении близости, которое возникло у Михи. И он осторожно шагнул в темноту пещеры.
— Не обижу.
Тень метнулась навстречу и, вцепившись в грязные штаны, вскарабкалась, обвила шею Михи ручонками. В неё же ткнулось горячее мокрое лицо.
— Ты что, плакал? — Миха осторожно подхватил тщедушное тельце.
Все-таки не зря он детей не любил.
Привяжется такой, и что с ним делать?
— Дик, — мальчишка поспешно вытер лицо. — Злые. Вот.