Лениво плетусь к кофемашине. Давно уже ею никто не пользовался. Тыкаю кнопочки с программой. Любимый кофе Миши.

Под мерное жужжание глаза моргают все реже, но ощутимый пинок под ребра заставляет болезненно охнуть.

Хватаюсь за бок и пытаюсь отдышаться.

– Перезвоню, – ко мне подскакивает испуганный Миша.

Я же стараюсь дышать ровнее, все так, как учили в школе и на занятиях для мам. Только от неприятных ощущений все навыки выскакивают из головы и получается какая-то рыба, выброшенная на берег.

– Скажи мне что-нибудь, Катен. Что болит?

Тыкаю в ребро и морщусь.

– Доброго утра пожелали маме. Милые детки.

Миша расслабляется и хмыкает. Опускается на колени, прижимаясь щекой к животу.

– Эй, хулиганы маленькие. А ну, не обижать маму, она нам целой нужна и здоровой.

Держусь за плечо Миши и выдыхаю. Боль постепенно отступает, а Потапов о чем-то воркует с животом.

Выгибаю бровь, но не решаюсь прервать эту идиллию. Он в такие минуты максимально милый.

– Я договорился, – встает и чмокает меня в уголок губ.

Хмыкаю, складываю руки на груди.

– И о чем ты там договорился?

– Они больше не пинаются, – стоит ему договорить эту фразу, как в другой бок прилетает ещё сильнее.

Ойкаю. Миша бледнеет. Я хватаюсь за столешницу.

– Плохо договариваешься, папаша, – сиплю, потирая бок.

– Блин, очень больно, да?

Стараюсь выдавить улыбку, но, думаю, это больше похоже на гримасу боли и муки.

– Жить буду. Надо же как-то до родов продержаться.

– Девочка моя, – Миша прижимает меня к себе и зарывается в волосы.

Стоим так посреди кухни. Он укачивает меня, и мне становится в его руках намного легче.

Обхватываю его за талию, глубоко вдыхая запах его геля для душа.

– Спасибо, Медведь.

Отстраняется. Вопросительно смотрит на меня.

– За что бы?

– Что поддерживаешь.

Миша обхватывает меня за подбородок и смотрит в глаза. И взгляд такой пронзительный, как будто в душу пытается заглянуть. Увидеть, что там происходит.

– Я готов для тебя сделать все что угодно, Катен. Только бы тебе было хорошо.

И я понимаю, что мне уже хорошо. И я ничего не хочу больше менять.

Хватит.

Миша со мной, и внутри крепнет вера, что он со мной до конца.

– А мне уже хорошо, Медведь. Бесишь иногда, но…

Миша хохочет и стискивает меня как плюшевую игрушку.

– Но так было всегда, я помню.

– Если ты не бесишь, значит, ты спишь.

Фыркает.

– А помнишь, как ты надулся, когда я первый раз тебе это сказала?

Зажмуриваюсь от воспоминаний. Но сейчас они не приносят боли. Это было, и было с нами. От прошлого не убежишь, но зато можно построить счастливое настоящее.

Угукает.

– Ты меня потом пыталась вареньем задобрить, которое я не ел.

– Ну ты же медведь. Как можно было не любить варенье?

– Я больше по маленьким сладким девочкам. Точнее, по одной сладкой девочке.

Щекочет бородой. С визгом пытаюсь увернуться.

Квартиру оглашает звонок, и мы застываем.

– Ждешь кого-то? – Миша смотрит на меня, я – на него.

Мотаю головой. Звонок повторяется, а мне становится грустно, что такую идиллию кто-то нарушает прямо сейчас.

– Мне капец! – мимо проносится Инка, ухватившись за голову и чуть ли не вырывая на себе волосы.

– И тебе привет, – кошусь на подругу.

Падает на диван, закрывает руками рот и начинает орать.

Испуганно смотрю на Мишу, который застыл в дверях.

– Ин, – с опаской делаю несколько шагов в сторону воющей подруги.

Тормошу за плечо.

– Это катастрофа, Колобочек.

Показываю Мише, чтобы скрылся из виду. Он хмурится, сжимает губы.

Умоляюще складываю руки на груди. Недовольно хмурится, но разворачивается и скрывается из виду. Через пару минут хлопает входная дверь. Этот звук приводит подругу в себя. Она отрывает руки от лица и смотрит на выход заплаканными глазами.

Тушь потекла, нос красный. Да, судя по её состоянию и настроению, случилась и правда катастрофа.

– Это был Миша, да? – уточняет севшим после истерики голосом.

Киваю, и она со стоном падает на спинку дивана.