Шрифт:
– Я согласилась… Подписала! – срываюсь в новый виток истерики.
Благо Чарушин меня перекрикивает.
– Но ты ведь не понимала, что подписываешь?
И по силе эмоций, и по высоте звучания перекрывает.
– Не понимала, но…
– Бля-я-ядь… – стонет мучительно. – Блядь… Господи… Сейчас я хочу просто, на хрен, сдохнуть… На хрен… Боже… Как это пережить? Как?!
– Артем…
– Я кричал так же, как и ты. Тогда. Сразу после больницы, – выталкивает Чарушин ломающимся и крайне осипшим голосом. – Я рыдал, как пацан, Лиза. А после бухал. Неделями. Выплывал и снова срывался. Думал, не оправлюсь никогда.
– Боже, Артем…
– Знаешь, как я тебя тогда любил? Люто.
– Я тебя тоже! Поверь же!
Но он будто не слышит.
Продолжает гнуть свою линию:
– Знаешь, как люблю в настоящем?
– Как?
– Еще яростнее.
– Я тебя тоже!!!
– Знаешь, что я хочу сделать прямо сейчас?
– Что?
– Убить твою мать!
– Не надо, Артем…
Он вдруг выпускает меня из своих объятий и отворачивается. Вижу, как роняет в ладони лицо. Плечи мощно содрогаются.
Я не решаюсь приблизиться. Замираю, позволяя ему умирать.
Я просто… Я боюсь к нему прикоснуться. Боюсь сделать еще больнее. В это мгновение он выглядит так же, как я себя ощущала, когда исповедовалась и кричала. Как открытая рана. Открытая, воспаленная и горячечная.
Шагаю, наконец. Касаюсь ладонью напряженного плеча. Пытаюсь заставить обернуться, но Чарушин не поддается. Тогда я просто прижимаюсь к его спине и обнимаю руками. Его грудь с такой мощью и резкостью раздувается, что мне попросту становится больно.
– Повернись ко мне, пожалуйста… – шепчу и плачу. – Пожалуйста, Тём… Давай вместе… Тём… Чарушин мой…
Оборот, который он, в конце концов, совершает, такой крутой, что, кажется, разгромим стекла душевой.
Артем обхватывает меня руками и в какой-то момент приподнимает. Отрываюсь от кафеля. Закидываю на него ноги. Обволакиваю, как могу сильно. А он… Простонав, Чарушин, вдруг бросается покрывать быстрыми поцелуями мои плечи, шею, лицо.
– Прости меня… Прости, пожалуйста… – бомбит и задыхается.
– За что?
– За все, Лиза… Есть за что! – продолжает целовать.
А я содрогаюсь. Покрываюсь с ног до головы мурашками.
– Перестань, Чарушин… Я лишь хочу, чтобы ты мне верил и чтобы любил…
– Я люблю! Очень сильно, Лиза! Сомневаешься еще? – отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.
У самого они красные, болезненные и все еще влажные.
– А ты? Ты мне веришь?
– Верю, – выдохнув, сглатывает. – Из-за чего, по-твоему, меня сейчас так плющит? Ты, ребенок… Я… Я просто не ожидал столько всего… Боже, я не ожидал… Я не справляюсь, Лиза… Меня, на хрен, поломало, понимаешь? Смололо в порошок.
– Прости…
– Да какой там прости?! Господи, Лиза… Никогда больше не говори, что ты виновата в его смерти… Никогда больше!
Он так кричит, что я вздрагиваю. И только киваю.
Чарушин, увидев это, вздыхает. Шагая вперед, притискивает меня к стеклянной стене кабины. Зарывается лицом в шею и замирает.
– Извини… Извини, что я ору… Я просто не вывожу…
– Все в порядке, я понимаю… Поверь, я понимаю, Артем…
Он оставляет на моей коже еще несколько поцелуев. Сейчас в них нет никакой пошлости. Возможно, впервые такие ласки выдает. В них чистая любовь. И от нее я вся трясусь.
– Ты правда любишь? – шепчет, срываясь на новую серию поцелуев. – Правда?
– Правда, Артем… Люблю тебя…
– Боже… – вибрирует по моей влажной шее густым и отрывистым выдохом. – Боже… Лиза… Моя Лиза… Моя… Спасибо… Спасибо!
– Господи, за что?
– За себя, – рубит уже уверенно. – За то, что моя.
– Всегда так было, Артем… – глажу пальцами его мокрые волосы. – Всегда.
– Если бы ты мне тогда сказала… – выдыхает он на очередном витке боли. – Если бы сказала, что эти суки с тобой сделали, я бы там все разнес.
– Я не могла… Я умирала… – шепчу, вновь невольно увязая в том дне. – Мне казалось, что ты никогда не простишь… Ты бы забрал, знаю… Спас бы меня… Но… Но с твоей ненавистью я бы не справилась…
– Я никогда тебя не ненавидел. Прости, что сказал так тогда… – произносит Чарушин так же тихо. – Было очень больно, но ненавидел я, скорее, себя. За то, что продолжал любить тебя.
– Ты пришел за мной к ЗАГСу… – вспоминаю я. – Спасибо, Артем… Я в тот момент ожила… И хоть с тобой уйти так и не осмелилась, решилась бросить Павла и семью.