И так было буквально во всем.

Что с каждым днем все сильнее и сильнее раздражало украинскую партийную организацию. Настолько, что начался даже шантаж — дескать — УССР отделится, если это не удовлетворят их желания.

Устный шантаж. Не более. Потому что они очень бдительно следили за развертыванием частей постоянной готовности. И не питали иллюзий — в случае — если они дернутся, им просто сломают лицо и силой оставят в Союзе. Причем совершенно не ясно на каких условиях. Так что дальше раздраженной болтовни и криков дело не доходило. Ровно до того момента, как Фрунзе заключил контракт с германской компанией Blohm & Voss. Их терпение подошло к концу. И они отправились большой делегацией к нему договариваться. Ведь вместо модернизации Николаевских верфей Михаил Васильевич продавил создания большого современного судостроительного предприятия в Новороссийске. Ориентированного как на постройку новых кораблей, так и на их ремонт. В том числе с сухим доком, позволяющим вместить «дуры» до 250 метров длинной. Так сказать — на вырост.

Николаеву же и Одессе отводилась в новой парадигме совсем иная роль. Они должно были стать крупными центрами рыболовства, рыбной переработки и профильного судоремонта. Ну и, само собой, развиваться как торговые порты, ориентированные на работу с развиваемыми Фрунзе контейнерами. Кстати, не только они. Контейнеры продолжали с жестким и упорным волюнтаризмом вводится в целом по Союзу.

Параллельно строился трубопровод из Баку в Батуми для организации масштабного экспорта нефти. Он и в оригинальной истории начал возводиться в 1927 году, а тут — уже в 1926 и с куда большим размахом и энтузиазмом. Также, с закупкой труб в Германии[2].

Это была вторая линия.

Первую построили еще в царские времена и ее катастрофически не хватало. Михаил Васильевич, решая большие вопросы, связанные с промышленным развитием СССР, нуждался в наполнении бюджета. Валютой. Чтобы закупать различное оборудование. Поэтому упорно искал разные варианты. Тут и, фактически, ограбление Коминтерна. Ведь Дзержинский охотно выделял конфискованные деньги на финансирование промышленных проектов. И оптимизация внутренних производств с целью снижения издержек и выделения дополнительных ресурсов на внешние закупки. И вывод финансирования ряда внутренних строительных проектов на разного рода фиатные деньги, предназначенные для употребления только в границах СССР. И начало нарастающего реэкспорты сырья из Ирана по Каспийско-Волжской транспортной магистрали. И вот такими экспортными проектами. В перспективе, конечно, очень вкусным делом виделась торговля дешевым оружием. Но пока приходилось делать ставку на нефть и древесину, вывоз которых нарастал по настоянию наркома по военным и морским делам. И не только вывоз, но и добыча.

Михаил Васильевич прекрасно знал геополитический расклад по нефти на 20-30-е годы. Помнил еще с того времени, когда изучал индустриализацию Союза. И общей парадигмой там было то, что цена все эти годы держалась в районе 1 доллара за баррель[3]. Плюс-минус. В начале 30-х немного просела, но все равно — находилась в этом диапазоне. Да и потом, оставалась до 60-х в диапазоне «чуть за 1 доллар». А это уже позволяло планировать некий бизнес-план. Достаточно, кстати, удобный для подсчета. 1 миллион тонн нефти — это 7,3 миллиона баррелей, то есть, долларов. Или чуть за 14 миллионов рублей в курсах 1926-ого года.[4]

Добыча нефти развивалась достаточно бурно.

В 1924 — 7,1 миллионов тонн, а в 1926 — 10,3. Причем это — восстановительный рост. А потом должен был начаться настоящий. И, насколько Фрунзе знал, к тому же 1934 году СССР пробьет отметку добычи в 24 миллиона тонн. И это при том, что эту отрасль особенно и не развивали. Скорее не мешали. Так как нефтедобыча в те годы в Бакинском районе была крайне простой и дешевой.

При всем при этом экспорт был ничтожен.

В 1926 году он составил только 0,16 миллионов тонн нефти и 1,9 миллионов тонн нефтепродуктов. И такой перекос был связан с тем, что нефтепровод Баку-Батуми был керосиновым. И собственно керосин по нему и вывозили.

Михаил Васильевич планировал в корне и в самые сжатые сроки перестроить эту отрасль. Планируя выйти к 1929 году на экспорт в 10 миллионов тонн нефти или нефтяных продуктов. Ориентируясь на поставки в Европу. Что и влекло за собой совершенно иную конфигурацию развития Черноморского побережья. Даже безотносительно продвигаемой им общей стратегии. Что еще сильнее ударило по УССР.

И украинская компартия решила пойти ва-банк.

Ну… настолько это было возможно.

Прибыла с большим количеством подарков и посулов. И все для того — чтобы Фрунзе прекратил уже их дискриминировать. Одаривали его всяким привычным в таких делах. Оружием красивым и прочими сувенирными безделицами. Коня привезли. Породистого. Просто загляденье. Псов ему под стать. Ну и так далее. Нарком даже с ходу не мог оценить сколько стоят все эти подарки. Один миллион? Два? Три? Ну так они и дальше шли, намекая даже на большие суммы, которые тот сможет получить в частном порядке. Например, сообщив также, что его книга «Сказки на ночь» поступила во все книжные магазины УССР и активно продается. Так-то нечего. Но ему «подмигнули», указав, что объемы продаж будут завышены и, как следствие, он получит куда больший гонорар, чем рассчитывал…

Нарком в своей прошлой жизни никогда с таким не сталкивался. Да, иногда приходилось брать, чтобы не провоцировать на более резкие шаги. Но ТАКОГО…

Причем в делегацию, кроме действительно нужных и важных людей во главе с Чубарем включили приличную группу «активисток». Очень красивых. На любой вкус и цвет. С явным намеком на «сотрудничество». Ведь нарком женился на молодой, красивой женщине, старше которой он был более чем на десять лет. То есть, в определенных кругах считался большим ценителем женской красоты и юности. Вот и решили, прощупать почву. Чтобы через любовницу получить какой-никакой, а рычаг влияния.

Михаил Васильевич от такого захода только челюсть успевал ловить. Чтобы не опростоволоситься.

И волей-неволей сдал назад.

Немного.

Было совершенно очевидно — приперло их. И если упрешься рогом, они начнут действовать иначе. Благо, что украинская компартия активно спонсировала, наравне с немцами, деятельность украинских националистов в Польше. И даже позволяли им организовать на территории УССР разного рода лагеря.

Понятно, что между этими двумя группировками отношения были далеко не радужные. Но вполне свойские и рабочие. Поэтому подключить боевиков для «решения вопроса» с Фрунзе они вполне могли. Причем весьма себе опытных и матерых боевиков, которые который год кошмарили поляков у них дома.