Шрифт:
Сначала двух чехов поджёг и одного подбил, потом «тройку», полыхнула красиво, из всех люков огонь, когда и меня достали. Мы почти лоб в лоб сошлись, сбили гусеницу, я поворачивал, и та, собираясь в колтуны, осталась комком за кормой. Танк замер, развернувшись правым бортом к немцам. Я торопливо разворачивал башню к ним, как первый снаряд рванул на броне, пробив её, двигатель замолк и зачадил, пламя появилось, а там ещё два пробития. Я же бил по немцам. Поджёг обе «четвёрки», у одной башню снесло от детонации, бил по чехам, спину припекало, жглось страшно, огонь из двигательного отсека вырывался в боевой, но добил последний танк, того обездвиженного чеха, и открыв крышку люка, я с трудом хватись за край люка и обломок антенны, выбрался, скатившись по борту, и стал кататься по траве спиной, старясь сбить пламя. Сухая трава тоже горела и большим пятном пламя шло на станицу, ветер в ту сторону. Немцы, те танкисты, что уцелели, стали стрелять по мне из пистолетов. Скинув шлемофон на спину, на глаза сбился, достал «ППД» из хранилища, и открыл ответный огонь, рубаха на спине тлела лохмотьями, ожоги там наверняка, но терпимо, вот так перемещаясь, подальше от своего танка, там полбоекомплекта, рванёт, мало не покажется, как ударило по ноге ниже колена, как палкой. Падая, я срезал стрелка, что меня подстрелил. Остальных немцев старики добили из трофеев.
Я ещё пытался встать, но рука подломилась, и я помню, как ткнулся лицом в траву, и это всё. Жаль, я хотел отбежать, достать второй танк и продолжить. Отлично получалось, мне понравилось. Если бы не эта бронегруппа, даже удивительно что без пехоты, я бы ту колонну и самоходки добил. А так думаю надышался гарью в танке, там дыма от сгоревшего пороха хватало, вентиляция работала, но не справлялась, потом ожоги, вполне мог боевой шок быть, и огнестрельное ранение, вот и сложилось, меня вырубило. Девять лет, организм слабый. Пси-силу я экономил для телекинеза, поэтому не усиливал тело, а то шансов у немецких танкистов не было бы абсолютно, ишь, устроили перестрелку.
Очнулся я лёжа на боку, спину припекало, чую там что-то вроде повязки влажной, глянул Взором, ну так и есть, спина, плечи, шея, часть рук, это всё так хорошо от огня пострадало. Не опалило, я горел. Ничего, восстановлю, лишь косметические шрамы оставлю. А пока открыл глаза, поиграв ими туда-сюда, тело явно отлежал, чувствовал себя чуть ниже среднего, слабость заметная, но жив, и это хорошо. Раз лечат, не у немцев, а у своих. Тоже отлично. Палата, а это явно больница или госпиталь, была одноместной, койка моя, тумбочка с вазой, где цветы, полевые, стул рядом. У окна стол со стулом. А неплохо. Ну точно у своих, дверь толкнули, видимо ногой и в палату вошла Раиса, с тазиком в руках, заметив, что я очнулся, чуть тазик не уронила, но быстро дошла и положила на стол. Меня сначала расцеловали, но осторожно, потом осмотрели.
– Очнулся, это хорошо.
– Долго я так?
– Двенадцать дней
– Сколько?
– я был искренне удивлён. Видимо организм дал сбой и вот двенадцать дней в беспамятстве. Удивлён.
– Ага. Мы сейчас в госпитале, ожоговый центр. В Геленджике. С мамой меняемся у твоей кровати, сейчас моя очередь, она ночью дежурит.
– Живут в нашем доме?
– Да. Пить хочешь?
– Очень. И есть.
Та напоила меня поилкой, потом сбегал за врачом, и после довольно долгого осмотра, меня на живот аккуратно положили, на ноге повязка и шины, кость задета, наконец покормили с ложечки. Много сразу врач не велел, понемногу, но каждый час. А потом Раиса и описала что было, как меня вырубило, немцы из колонны отошли, только артиллерия работала, тех что с тыла подошли я уничтожил, старики добили, так что меня быстро подобрали, на телегу и в тыл. Там темнота скрыла нас, смогли уйти. Ещё председатель после боя появился и потребовал отходить в сторону Ставрополя. Дед и вышел из толпы. Мол, ты голубчик где прятался? Раскололись станичники, треть с председателем ушла, у него много родственников было, две трети с нами в сторону Краснодара. Успели проскочить, пока город держался, наши до побережья дошли. Сейчас частично в Геленджике расселились, частично по соседним деревням, будем ждать как нашу станицу освободят. Было ещё кое-что. У Раисы мой трофейный фотоаппарат, она его убрала к себе в вещи, при поспешных сборах, а я её учил пользоваться. Та и делала снимки, боя с мотоциклистами, дымов множество над станицей, где техника разбитой колонны горела, и боя с теми восьмью танками, где мы совместно уничтожили друг друга. А когда Краснодар спешно прошли, повстречались с военными корреспондентами, у них колесо пробито было, ждали, когда водитель закончит ремонт, вот и пообщались, и услышали эту интересную историю. Старики рассказывали, как немцев били из их же карабинов. Жаль оружие отобрали на посту у Краснодара. А тут и фотоматериал. Плёнку забрали, и вскоре статьи о том бое, с фотографиями, пошли в разных газетах. Раиса с матерью накупили этих газет, на память чтобы было. Вот и показала мне экземпляр «Комсомольской правды», специально тут в палате держали, если я очнусь.
Та держала газету, я сперва четыре фото глянул, потом статью прочитал. На фото был мой танк, что шёл на предельной скорости от станицы, за кормой пыль столбом, дымов множество над станицей было, причём в кадр попал момент, когда танк развернув башню, имя бронемашины было видно, и произвёл выстрел. Красивый снимок, повезло. Кажется, это когда тех мотоциклистов бил. Но и остальные были не хуже. На втором три танка, две «четвёрки» кормой и боком к нам, чех, и мой подбитый с развёрнутой к противнику башней и сбитой гусеницей, что за кормой комком собралась, но ещё не горел, в отличии от полыхающего чеха. На третьем снимке уже мой горевший танк, в полном виде, момент, когда я, открыв люк ухватившись за обломок антенны, собираюсь с силами, чтобы перевалится через край башни. И снова станица на заднем фоне, где встают разрывы снарядов. Да, на этом фото в край кадра попало несколько станичников, что выглядывали и смотрели из травы. Умные лежали, накрыв голову, и их было не видно. Фото, где я из танка появляюсь, снято метров с восьмидесяти, ну не дальше ста точно, поэтому я недовольно глянул на Раису, близко было, опасно, осколки и пули в разные сторону летели. Раненые среди станичников сто процентов есть. Потом почитал статью.
– Всё переврали, - возмущался я.
– Я не пионер, а октябрёнок. Вруны несчастные. И остальное. Фантазии просто огромные. Правда только в моём имени и названии станицы.
Что есть, то есть, танк якобы был сломан, его экипаж чинил, я помогал, а тут немцы. Командира у танка не было, вот и устроили меня. Ага, прям верю. Был бой, много немцев побито, но и наш геройский танк горел, выжил только парнишка со станицы, экипаж танка погиб. Однако станичники были спасены, смогли уйти. Ура, геройскому пионеру.
– Вообще-то я наших станичников спасал. А тут о патриотизме и прочей чепухе. Плевать я на неё хотел, я станицу и людей защищал, только из-за этого в бой пошёл. И танк этот мой. Я его ещё месяц назад у немцев угнал, они его где-то захватили, и к станице перегнал. Экипаж дезертиры. Они из плена бежали, а их врагами объявили, они снова бежали и прятались, я их подкармливал. Погибли они. Жаль имена только знаю, не говорили они фамилии. Хотели к немцам в тыл уйти, партизанить.
Говорить было больно, но я это делал. Раиса пожала плечами, та меня вполне понимала. Эту чепуху с патриотизмом корреспонденты от себя добавили. А также та сообщила, что её взяли работать в армейскую газету, скоро наденет форму и пойдёт фотокорреспондентом освещать боевые будни нашей армии. Вот придумала. Отчитать и напомнить о дочери я не успел, врач с медсестрой пришли, повязки на ранах менять. Кстати, источник полный был, пока с Раей общались, я слегка подлечил ожоги на спине. Тут чтобы восстановится мне недели три нужно, но сделаю. А к вечеру и мама пришла, обрадовалась, что я очнулся, ругать сильно не стала, похвалила. Сказала, что наградить меня обещали. Вот и лечился, больше пси-лечением, и по словам врачей восстанавливался я просто на глазах. Ну тк. На третий день ко мне опустили командира, он из комендатуры города был, с писарем явился. Ранее ко мне никого не допускали, а сейчас режим ослабили. Тот взял уже моё описание боя, что и как было, выяснял по дезертирам, я назвал имена. Да взял наобум с потолка, дал внешнее описание и на этом всё. А танк дезертиров, нашли брошенным без топлива. Соляры я достал, починили и загнали в балку, подкармливал их пять дней, а тут и немцы появились. Жаль мужиков, погибли. А почему сам за прицел пушки сел, то вынужден был. Один тракторист, он танк вёл, второе пехотинец за пулемётом, крепкий парень из артиллерии заряжающим, вот и посадили меня. Тем более я охотник, куропаток с лёту бью. Да и опыт был, в сорок первом. Тоже на месте командира в танке находился. Орден за это получил, но об этом говорить нельзя. По поводу боекомплекта, действительно долго стреляли, сказал, что один раз успели пополнить, у нас во дворе под сеном ящики спрятаны были, мать не знала, заехали, и пополнили. Успели, как раз гаубицы дом накрыли, тот загорелся. Этого не знали, что мой дом сгорел, записали. А дальше тот бой с восьмью танками. А капитан, что и опрашивал, сказал. Этот бой у станицы задержал немцев. Те только к обеду следующего дня двинули дальше, наши успели силы перекинуть и заметно задержать их на этом участке. Вот так.
А вообще на награду я и не рассчитывал, мне по-честному не до неё было, немцев бы больше набить, да нашим дать уйти. Вот и вся моя задача. Капитан покивал и попрощался. Три часа меня мучили этим опросом. А последней Раиса зашла, уже в форме, петлицы пустые. Попрощаться она, её к одному военному корреспонденту прикрепили, та со своим фотоаппаратом была, я ей его подарил, а того направляли на передовую, вот и уезжала. Это не все новости. На Айболита похоронка пришла. Накрыла авиация, прямо по Красному Кресту били. Отец и Григорий воюют в своих частях, письма приходят регулярно, матушка долго ревела из-за Раисы. И волосы той потрепала, и правильно сделала, но отпустила. Даша понятно с нами оставалась. Корову мать спасла, так что чем поить было. Вообще, удачные фото Раисы в газете, а там так и написано кто сделал снимки, это её дебют, понравились, вот её и пригласили. Надеюсь ещё услышим о ней. Плёнки я ей буду подкидывать, это дефицит. Пусть побережётся, война страшная штука. Что по мне, воевать и бить немцев я не хотел, вот желал дистанцироваться с этой войною, да и возраст был на моей стороне, но вот не отпускала проклятущая. Сначала отец с братом в беду попали, теперь в станицу пришли. Нет, к передовой я больше ни ногой. Ещё чего. Только в тыл слетаю, замену хочу погибшему танку добыть. Хм, а может немца взять? А что, почти тридцать тонн свободного места имею в хранилище. «Тигра» первой серии поищу и возьму, когда для него место будет. Советские у меня есть, будет и немец. Да, решено, так и сделаю. А пока лечимся.