– Встречались, - напомнил Самгин. Литератор взглянул в лицо его, потом - на ноги и согласился:

– Ах, да, как же!
– Потом, зажигая папиросу о спичку и, видимо, опасаясь поджечь бороду себе, сказал:

– Я понимаю так, что это - одной линии с хлыстами.

– Хлыстов - попы выдумали, такой секты нет, - равнодушно сказала Марина и, ласково, сочувственно улыбаясь, спросила Лидию: - Не удалось у тебя сегодня?

– Этот... Терентьев!
– гневно прошептала Лидия, проглотив какое-то слово.
– И всегда, всегда он придумает что-нибудь неожиданное и грязное.

– Негодяй, - кротко сказала Марина и так же кротко, ласково добавила:

– Мерзавец.

– Но - какая ужасная женщина!

– Несимпатична, - согласилась Марина, демонстративно отмахиваясь от дыма папиросы, - литератор извинился и спрятал папиросу за спину себе.

Лидия, вздохнув, заметила:

– Рассказала она хорошо.

– Об ужасах всегда хорошо рассказывают, - лениво проговорила Марина, обняв ее за плечи, ведя к двери.

– Это - очень верно!
– согласился Кормилицын и выразил сожаление, что художественная литература не касается сектантского движения, обходит его.

– Не совсем обошла, некоторые - касаются, - сказала Марина, выговорив слово "касаются" с явной иронией, а Самгин подумал, что все, что она говорит, рассчитано ею до мелочей, взвешено. Кормилицыну она показывает, что на собрании убогих людей она такая же гостья, как и он. Когда писатель и Лидия одевались в магазине, она сказала Самгину, что довезет его домой, потом пошепталась о чем-то с Захарием, который услужливо согнулся перед нею.

На улице она сказала кучеру:

– Поезжай за мной.

"Следовало сказать: за нами", - отметил Самгин.

Пошли пешком, Марина говорила:

– Не люблю этого сочинителя. Всюду суется, все знает, а - невежда. Статейки пишет мертвым языком. Доверчив был супруг мой, по горячности души знакомился со всяким... Ну, что же ты скажешь о "взыскующих града"?

Самгин сказал, что он ничего не понял.

– Да, мутновато! Читают и слушают пророков, которые пострашнее. Чешутся. Души почесывают. У многих душа живет под мышками.
– И, усмехнувшись, она цинично добавила, толкнув Клима локтем:

– А у баб - гораздо ниже.

Он сказал, нахмурясь, что все более не понимает ее.

– А Лидию понял?
– спросила она.

– Разумеется - нет. Трудно понять, как это дочь прожектера и цыганки, жена дегенерата из дворян может превратиться в ханжу, на английский лад?

– Вот как ты сердито, - сказала Марина веселым голосом.
– Такие ли метаморфозы бывают, милый друг! Вот Лев Тихомиров усердно способствовал убийству папаши, а потом покаялся сынку, что - это по ошибке молодости сделано, и сынок золотую чернильницу подарил ему. Это мне Лидия рассказала.

Проводив Клима до его квартиры, она зашла к Безбедову пить чай. Племянник ухаживал за нею с бурным и почтительным восторгом слуги, влюбленного в хозяйку, счастливого тем, что она посетила его. В этом суетливом восторге Самгин чувствовал что-то фальшивое, а Марина добродушно высмеивала племянника, и было очень странно, что она, такая умная, не замечает его неискренности.

Пожелав взглянуть, как Самгин устроился, она обошла комнаты и сказала:

– Ну, что ж? Все - есть, только женщины не хватает. Валентин - не беспокоит?

– Нимало.

– То-то. А если беспокоит - скажи, я его утихомирю. Скучаешь?

Заботливые и ласковые вопросы ее приятно тронули Самгина; он сказал, что хотя и не скучает, но еще не вжился в новую обстановку.

– Ну, конечно, - сказала Марина, кивнув головой.
– Долго жил в обстановке, где ко всему привык и уже не замечал вещей, а теперь все вещи стали заметны, лезут в глаза, допытываются: как ты поставишь нас?

– Это надо понимать аллегорически?
– спросил он, усмехаясь.

– Как хочешь, - ответила она тоже с улыбкой. Ее спокойное лицо, уверенная речь легко выжимала и отдаляла все, что Самгин видел и слышал час тому назад.

– Везде, друг мой, темновато и тесно, - сказала она, вздохнув, но тотчас добавила:

– Только внутри себя светло и свободно. Тут Самгин пожаловался: жизнь слишком обильна эпизодами, вроде рассказа Таисьи о том, как ее истязали; каждый из них вторгается в душу, в память, возбуждает...

– Вопросы, на которые у нас нет иных ответов, кроме книжных, пренебрежительно закончила Марина его фразу.
– А ты - откажись от вопросов-то, замолчи вопросы, - посоветовала она, усмехаясь, прищурив глаза.
– Ваш брат, интеллигент, привык украшаться вопросами для кокетства друг перед другом, вы ведь играете на сложность: кто кого сложнее? И запутываете друг друга. Вопросы-то решаются не разумом, а волей... Вот французы учатся по воздуху летать, это - хорошо! Но это - воля решает, разум же только помогает. И по земле свободно ходить тоже только воля научит.
– Она тихонько засмеялась, говоря: - Я бы вот вопрос об этой великомученице просто решила: сослала бы ее в монастырь подальше от людей и где устав построже.