СССР даже поставлял их на экспорт в Болгарию, Венгрию, на Кубу и дружественные банановые республики.

Наш “РАФ”, естественно, канареечного цвета, кроме полагающейся неизменной надписи “МИЛИЦИЯ”, имел еще одну: “Передвижная криминалистическая лаборатория”.

Изначально машина была укомплектована разным оборудованием для работы на месте происшествия в любых условиях и по любым обстоятельствам, начиная с убийств и заканчивая пожарами. Но большая часть требухи не использовалась месяцами, и постепенно перекочевала в стационарные экспертные лаборатории на третий этаж УВД, где нашла свое применение.

Внутри машины оставили только пару кримчемоданов, осветительные приборы, гипс для слепков объемных следов и кое-какую спецодежду для полевых условий и непогоды.

Паутов распорядился использовать микроавтобус больше для поездок личного состава по служебным делам: на стрельбы, соревнования и другие подобные мероприятия.

Такая машина вполне вмещала весь наш отдел, так как стопроцентной “посещаемости”, как, впрочем, и в других службах милиции, у нас никогда не наблюдалось. Один на смене, второй после смены, третий больной, четвертый “хромой”, пятый “на задании” по отдельному спецпоручению (проверяющих в бане напоить, или других гостей развлечь), шестой в отпуске, остальные три калеки стабильно в строю и тянут лямку. И беда, если один из них на пенсию соберется или в другую службу перевестись захочет. «Пенсионеров» не удержишь, а вот с «перебежчиками» боролись нещадно. Находили повод вплепить им строгач. С таким взысканием перевод зарубали.

Больничный в некоторых службах приравнивался к проказе. Начальство косо смотрело на “прокаженных”. Если можешь двигаться, значит можешь и работать.

В мою бытность частенько приходилось наблюдать такую картину: сидит следак в кабинете и долбит по клавиатуре пальцами одной руки, а вторая в гипсе. Еще был случай, когда один оперок в нашем отделе повадился как-то уходить с работы вовремя, в шесть вечера, как и прописано в регламенте, и не задерживался. Все вокруг стали возмущаться, но потом выяснилось, что он в отпуске.

Полигон встретил нас бескрайней россыпью серых камней, пыли и парящими коршунами в голубом небе. Ландшафт напоминал поверхность Марса из книги Берроуза, только по цвету не совпадал.

Стрельбы проводил самолично начальник кадров майор Криволапов. Он расхаживал по полигону в мундире, отсвечивая петлицами и звездами, как павлин в зоопарке. Знает, что на него смотрят десятки глаз и хвост пушит.

Кадровик построил в две шеренги наш отдел и еще взвод ППС-ников, прибывших одновременно с нами.

Прошелся вдоль строя, заложив руки за спину, и нравоучительным тоном стал вещать заезженную пластинку о мерах личной безопасности при проведении стрельб.

Но дело это нужное. Любые правила безопасности написаны кровью, особенно, что касаемо стрельб. Основное правило, которое трудно дается новичкам, и они непременно норовят его нарушить, простое как советские пять копеек — запрещается направлять оружие, независимо от того, заряжено оно или нет, в сторону, где находятся люди, или в направление их возможного появления.

Меня, как не аттестованного, Криволапов был вправе вообще не допускать к тренировке, но времена были попроще и учет патронов более лояльный. Списывались боеприпасы без сбора подписей стрелявших. Вплоть до двухтысячных годов 9-мм патроны, штатные для ПМ, были почти у каждого сотрудника в загашнике, а зачастую, хранились просто в столе выдвижного ящика в кабинете.

Наши все отстрелялись, и я попросил пистолет у Паутова. Старый Макаров 1957-го года выпуска с потертым воронением на гранях. Спуск у него оказался мягкий, пружины уже разработаны и зуб шептала изрядно изношен. Но это только на руку опытному стрелку.

Люблю старые пистолеты. Часто мы сами подтачивали шептало для мягкости спуска. На сдачах нормативов это давало преимущество в меткости, а на Динамовских соревнованиях, так вообще было поголовной практикой. Но там состояние шептала могли проверить.

Кобура оказалась возраста пистолета. Кожа растянутая и мягкая, как диванный плед. Из новой “дубовой” кобуры тяжело быстро извлечь пистолет, особенно если упражнение с ограничением по времени (скоростная стрельба).

Когда за молодыми сотрудниками закрепляли табельное, они всегда радовались, что им выдали новенький пистолет и сверкающую кобуру, на которой ни мушка, ни другая блошка не сношались. Старые и опытные сотрудники при этом тихо посмеивались. Если за ними закрепляли табельное (при переводе в другой орган, например), то всегда просили выдать пистолетик постарее, а кобуру изрядно потертую и разношенную.

Именно таким оказался ПМ Аристарха Бенедиктовича. Проверенный и безотказный.

Я вышел на огневой рубеж вместе с очередной стреляющей сменой. По команде извлек пистолет. Щелкнул флажком предохранителя и резким движением передернул затвор. Хват плотной “вилкой”. Рукоятка легла в ладонь, как влитая.

За десятки лет базовая модель не претерпела никаких изменений, и чужой пистолет казался родным. Теперь посмотрим какая у него кучность. Не слишком ли сносилась нарезь в стволе.

Я прицелился. Руки вспомнили. Задержка дыхания. Мишень расплывается за мушкой, виднеющейся в прорези целика.