Царь, в отличие от этой женщины, был одет, но когда Войк разглядывал его, он почему-то мне казался раздетым.

Голос у Войка был ласковый, женский, но иногда он вдруг прерывался и переходил в шепот, когда нужно было предупредить того, кто впал в немилость или съедал свой завтрак, забыв отдать его Войку.

Я помню, как впервые увидел Войка и его большие женские, по-матерински ласковые глаза.

"Какой прекрасный человек",-подумал я, и мое сознание унесло с собой эти ласковые глаза, когда я вернулся из гимназии домой.

На другой день, глядя на меня женскими ласковыми глазами, Войк спросил меня:

– А где же твой завтрак?

– Я не ношу с собой завтраки.

– Напрасно. Завтра ты его принесешь и отдашь мне. Тебе дают деньги на мелкие расходы?

– Нет. Не дают.

– С завтрашнего дня будут давать.

Слова Войка тогда не показались мне зловещими. Но в середине дня, когда я возвращался из гимназии, что-то случилось с пространством. Дома приблизились к домам, и на все как снег, внезапно упал сумрак. Пе-реулок стал душным, и я оказался окруженным толпой незнакомых подростков. Один из них поднес к моему носу кастет, а другой сказал, картавя:

– Попробуй завтра приди только без завтрака или без денег.

С тех пор я стал выпрашивать деньги на завтраки у слепого, не смея просить у отца.

Дядя, отсчитывая мелочь, сэкономленную от своих расходов, всякий раз говорил мне:

– Ты, понимаешь, мальчик, я забыл разменять нужную купюру, и придется дать тебе медью и серебром. Не экономь, купи себе булку с колбасой или сыром. Только не приучайся играть в азартные игры. Из картежника, пьяницы или бильярдиста никогда не выйдет порядочный человек, способный одевать, кормить и обувать семью.

Про Войка я не решаюсь рассказать даже дяде. Войк-это из снов. А кому хочется рассказывать сны?

Сны начинались наяву сразу, как только я входил в переулок. Дома, словно сговорившись с Войком, на чинали надвигаться на меня, и вдруг появлялась банда. Их было тринадцать (чертова дюжина), но лицо у всех было одно, и рот, в котором не хватало три зуба.

И в тот же замедлившийся миг, прикинувшийся вечностью, вдруг становилось душно, и, только выйдя из этой тесноты и духоты, я смутно догадывался, что мир был более пластичным, чем я предполагал. И от этого мне становилось страшно.

Уж не обладал ли Войк способностью гипнотизера?,

Вполне возможно.

Он поселился в моем сознании и оттуда внушал мне мысль, что все на свете возможно и нет границы между реальностью и сном.

4

Мой дядя любил прогуливаться по берегу Ингоды. Стоя возле воды, он своим тонким чутьем ловил ее свежесть и мысленно углублялся в даль, заманивавшую его в далекие детские воспоминания.

Было время, когда он видел, и вещи, и лица людей не прятались от него в вечном сумраке, отбиравшем от него краски и формы.

Ему было девять лет, он заболел. Болезнь прошла, унеся с собой видимый мир и оставив его в резко на" ступившем мраке. Ночь начиналась и продолжалась, а утра все не было и не было. Лежа в постели, он все ждал, что утро наступит и перейдет в день...

За окном не было неба и облаков, да и окно осуществлялось только тогда, когда к нему протягивалась рука и пальцы жадно и нетерпеливо трогали стекла, вдруг перестававшие пропускать свет.

Солнце, покинув небо, переселилось в сны мальчика, которому теперь незачем было ходить в гимназию. По ночам он видел цветные, яркие солнечные сны, после которых так не хотелось просыпаться.

Запомнилось ему, как он впервые после болезни вышел во двор. Рядом с двором стоял сад.

Мир спрятался. Мальчик чувствовал под подошвами сапог землю, вдруг страшно и неожиданно уходив. шую из-под ног и спешившую поменяться местом с пустотой.

Мир спрятался, исчез, сгинул, и только подошвы ног сквозь дрожь испуга и неуверенности уведомляли растерявшиеся чувства, что не все исчезло, что еще есть что-то. Что?.. Об этом сейчас доложит протянувшаяся в темноте рука.

Шаг, еще шаглРядом мать и ее глаза. И вдруг случилось чудо. Послышался дивный звук, словно мальчика своим нежным, музыкальным голосом окликнуло спрятавшееся пространство.

В саду куковала кукушка. Сияние солнечных лучей, синева неба, плывущего в речных водах, коричневая кора деревьев-все аукалось и дивно перекликалось, завернутое в этот длившийся прозрачный звук.

Да, мир приближался, извещая о своем возвращении мальчика, и он всем своим существом почувствовал медовый запах распустившихся веток, каким-то чудом тоже слившихся со звуком.

Мир, заняв голос у кукушки, окликал и откликался, пребывая одновременно здесь и там, словно "там" и "здесь" вдруг слились и заговорили.