Шрифт:
– Я размышляю о бренности всего живого, - важно сказал автомат.
– И куда же тебя завели твои опасные размышления?
– В метафизическую пропасть, в познавательное болото.
– Дай руку. Кик, я тебя вытащу из пропасти, извлеку из болота.
– Мне там хорошо.
– Ну, хватит болтать, хвастун. Отвези меня...
– Куда?
– А куда бы ты хотел меня сейчас доставить?
– У меня не хватает воображения. Я же автомат. У меня нет души.
– Ничего, Кик. Я тебе достану душу. И приключу к твоей программе. А пока доставь меня к брату, в его лабораторный городок. Он мне нужен...
– Вам нужен не брат, - сказал Кик строго, - а логик Арид.
Эроя с интересом посмотрела на водителя.
– Откуда тебе это известно, Кик? Или пока я обновляла клетки в отделении биохимической стимуляции, кто-то переделал твою программу?
ДЕТСТВО АРИДА
Логик Арид, разумеется, не сразу стал логиком. И все же он рос необыкновенным ребенком. Когда ему исполнилось девять лет, он удивил мать и особенно отца. Отец сказал ему:
– Вчера ты совершил нехороший поступок. Ты сломал в саду маленькую яблоньку. И она погибла. И, кроме того, ты был невежлив с ботаником, ухаживающим за садом.
– Вчера?
– спросил Арид отца.
– А что же такое значит слово "вчера"?
Отец растерялся.
– В своем ли ты уме? Это знают двухлетние дети. Вчера-это вчера, а не сегодня. День, который канул в вечность и никогда не вернется.
– Я и знаю и не знаю. Вчера-это то, что было. И все-таки я не понимаю, что такое "вчера". Могу ли я, папа, вернуться во вчерашний день?
– Нет, не можешь,
– А ты точно в этом уверен?
– Ты задаешь глупые вопросы. Может, ты шутишь?
– Нет, я не шучу, - сказал Арид.
– Мне кажется, что я вернусь туда.
– Куда?
– Во вчерашний день и исправлю свой дурной поступок. Я не трону яблоню и не скажу ничего ботанику.
– Это невозможно, Арид. Нельзя вернуться в прошлое и изменить совершенный тобою поступок.
В эту ночь отец и мать Арида спали тревожно и, просыпаясь, все время говорили о сыне. В своем ли он уме? Не показать ли его невропатологу?
Невропатолог, осмотрев Арида, сказал родителям:
– Великолепный, совершенно здоровый ребенок.
– А его непонимание того, что время течет и оно необратимо?
– Ну, что ж, у него такой склад характера. Он видит все вещи глубже, чем обычные дети, и, по-видимому, хочет проникнуть своим любознательным умом в сущность явления, которое нам не кажется загадочным только потому, что мы смотрим на мир сквозь призму традиций и привычных представлений,
Мать и отец успокоились, но ненадолго. Как-то, зайдя в детскую комнату, отец увидел сына, мастерившего из проволоки и досок какую-то причудливую вещь.
– Что ты мастеришь, Арид?
– спросил отец.
– Машину.
– Для чего?
– Для того, чтобы она могла меня доставить в прошлое.
– В прошлое вернуться нельзя. Оно потому и называется прошлым, что оно прошло, его уже нет и оно никогда не вернется.
– А я не уверен в этом, папа.
Отец рассердился.
– Оставь свое упрямство, Арид. Ты же большой мальчик. Все дильнейцы, без исключения-дети и взрослые, - знают, что время необратимо. Нельзя вернуться в прошлое наяву, это можно сделать только во сне.
Отец не был настолько чуток, чтобы проникнуть во внутренний мир своего сына. А это был сложный мир. Мысль Арида не хотела примириться с тем, к чему издавна привыкли все дильнейцы. Мальчик спрашивал себя: почему то, что случилось, не может случиться во второй раз? Почему промелькнувшее мгновение неповторимо? Его удивляло также, что остальные дильнейцы принимали это как должное.
В школе Арид заставлял смущаться самых умных учителей. Все простое, привычное, обыденное казалось ему сложным и непонятным. Он рано стад интересоваться законами эволюции всего живого, биосферой Дильнеи.
Он спрашивал у своих учителей:
– Как и почему на Дильнее возникла жизнь?
Его не удовлетворяли ни те ответы, которые давали учителя, ни те, что были напечатаны в книгах. Он размышлял о том, были ли это отдельные молекулы или системы молекул, но они должны были быть не только хранителями и передатчиками энергии, но и времени. Они должны были повторить утраченное, чтобы сохранить единство вида и течения времени. Он жил среди вопросов, ища сам ответы на них. И все же самым загадочным для него было время.