– Ну, чего тебе? Чего?

Поняв, что Коста повернулся в ее сторону, “малявка” заплясала на месте и почти вприпрыжку побежала в их угол. Коста двинулся следом.

– Без изменений… даст Мара очнется твой отец к вечеру, – шепнула ему мистрис, сидящая рядом. Но “пигалица” упрямо боднула головой и упорно дергала его за штаны, таща прямо к мастеру. И Коста вспомнил, какое занятие придумал вчера малявке, чтобы отстала – важное и нужное – следить, не проснется ли Наставник, и, если проснется – позвать его.

Он отпихнул пигалицу в сторону и сел рядом – мастер дышал тяжело, как обычно, без изменений. Он уже собрался встать, но маленький грязный пальчик ткнул в лицо старика – и легонько пощекотал ресницы – раз, два. Коста замер.

Раз-два. Раз-два.

Ресницы задрожали, и, тяжело моргнув пару раз, Наставник открыл глаза.

– Руки… малец… руки…

– …главное достоинство каллиграфа, – закончил Коста, и попытался улыбнуться, но разбитая губа треснула и он слизал кровь. Мастер щурился, пытаясь рассмотреть синяки на лице, заплывший глаз и поцарапанные пальцы.

– Целы, – Коста поднял ладони вверх.

– Та…Таби… здесь?

Коста опустил глаза – “нет”.

– Сколь… ко… – хрипло произнес Мастер, пытаясь приподняться и повернув голову к окну.

– Четыре, – Коста показал четыре пальца.

– Куда… куда везут..

– Аукцион. Аль-джабра. Так говорят, – добавил Коста тихо.

Мастер шумно выдохнул, закрыл глаза и откинул голову назад. И… забился на полу.

Коста кинулся вперед, испугавшись, но понял, что лающие звуки – это смех. Мастер – смеялся. Смеялся так, что почти захлебывался.

– Аль… Аль…джамбра…все повторяется… повторяется… жрица была права… – лающий смех перешел в отрывистый кашель и мастер замолчал.

Через пару мгновений Коста усадил мастера спиной к стене и ждал мгновений десять, когда старик молча смотрел на то, что осталось от правой руки.

– Что ты запомнил, – выдохнул Наставник, встряхнувшись. – За эти четыре дня. Перечисли всё… начинай.

Коста открыл рот и закрыл, не зная с чего начать.

Что самое важное? Что у них теперь есть вода и каша? С того, что мастеру явно следовало учить его не только рисовать, но и драться? Тогда он смог бы хоть что-то противопоставить этим “бугаям”? С того, что он опять потерял контроль, “дурная кровь” опять взяла верх, перед глазами было красно и он почти не помнит, что было? Что на палубе он краем глаза видел очертания береговой линии и гор, и может нарисовать, но не может опознать местность? О том, какие крысы окружают их в трюме, что “мастеровой” сбежал, спасая свою шкуру, но поделился водой? Или о том, что самой глупой тут, и поэтому самой смелой оказалась “пигалица” пяти зим, у которой больна мать, двое оставшихся в живых братьев и шрам от выжженной метки на запястье в виде лепестка “ириса”? Или…начать с “занозы”… с Таби?

Коста вздохнул и решил начать сначала.

– Когда напали на корабль, мистрис – жена капитана держала щит у кормы… потом включили “глушилку” – произнес Коста неуверенно и мастер кивнул, подтверждая. – И… мы прыгнули в воду…

Пограничные территории

Аль-джамбра

Пристань кишела людьми, несмотря на ранний час – их привезли перед рассветом. Серое небо – прозрачное, совсем не такое, как на Севере, вспыхивало редкими звездами. Кромка горизонта алела – день будет жарким. Наставник сказал – тут так всегда, но Коста до сих пор не мог поверить, что есть место, где снега не бывает даже в Канун зимы.

Их выстроили в связки – «двойками», построили попарно, подгоняя по возрасту, и – посчитали.

«Писарей ценят, как и ремесленников – говори и показывай, что умеешь, каллиграфы товар не частый… – наставлял его мастер Хо вчера ночью. – Сохраняй спокойствие, держи контроль, и жди… я найду тебя. Нас вытащат – купят, они проверяют все аукционы, – твердо сказал Наставник. – Твоя задача – ждать. И выжить… Поэтому веди себя тихо, выполняй свою работу и – жди».

Мастера и одну женщина с их корабля вели отдельно, причем на руки мистрис одели какие-то браслеты. Старик Хо нашел Косту глазами и – наклонил голову.

Коста кивнул Наставнику, прощаясь.

Их разделили.

Детей отвели с корабля первыми – крик стоял такой, что закладывало уши. Дети тянули руки к мистрис, женщины плакали и рвались вперед…

Малявка – молча смотрела на Косту темными глазищами, сунув палец в рот. Пигалица осиротела за два дня до прибытия в Аль-джамбру. Бледная женщина просто тихо скончалась во сне – и пацанят разобрали женщины – кормить и укладывать спать, а мелочь устроила бунт, не даваясь никому в руки и прибилась к Косте. Так и просидела все время рядом с ними.

– Пшли! – его подтолкнули в спину на сходни – «пигалицу» уводили вместе с остальными детьми, но она постоянно оборачивалась.

Коста постучал пальцем по уху, приложил к губам, и потом провел по животу – “больше слушай, молчи, не открывай рот, если не спрашивают, ешь сразу, как выпадет возможность, не приближайся к чужим – держи дистанцию…” – повторил он жестом наставления.

Малявка едва заметно кивнула, Малявка едва заметно кивнула – эти нехитрые истины Коста вбивал в ее голову весь вчерашний день. Куда продадут девочку – не знал никто, и увидит ли она братьев – с этого аукциона закупали рабов для всех пределов. Коста заставил её рисовать две вещи – ожоги от меток, которые носили братья и написание “удачи”. Точнее он учил рисовать “благополучие”, выводя штрихи мокрым пальцем на полу. Рассуждая так – в пять зим мало кто пишет, если ребенок сможет показать, что умный…