Филип рискнул кинуть взгляд на Покета, лицо которого напоминало побеленную каменную стену.

— И теперь я наконец овладел Амулетом, Мёрдстоун. Когда я освобожу своих подданных от забвения, они обнаружат, что благодаря его могуществу ныне живут в совершенно иной истории. Единственно возможной истории. Моей истории.

По всей видимости, Морл ожидал одобрительных откликов, так что Филип сказал:

— Да, понимаю. Это… это… блестяще.

— Нет, Мёрдстоун. Это просто. Хотя и трудоемко в исполнении. Разумеется, в каких-то отношениях моя история будет отличаться от той, коей я тебя удостоил, ибо тот вариант, в силу необходимости, местами был весьма затейлив. Впрочем, если берешься шить шелковый кошель из свиного уха, без затейливости не обойтись. Верно, Писец?

— Именно так, господин, — смиренно отозвался Покет.

— Тем не менее, полагаю, легионы восторженных почитателей проглотят последний том с обычным пылом? Я даже тешу себя надеждой, что он покажется им познавательным.

Покет состроил предостерегающую гримасу.

— Да, — сказал Филип. — Уверен, что покажется.

Зрение у него снова помутилось. Острова света расползались. Он спросил:

— Можно я сяду? У меня голова невыносимо болит.

— В самом деле? Я избавлю тебя от этой напасти.

Морл поднял руку. Тьма у него за спиной осветилась, демонстрируя фалангу огнельтов. У двоих передних поверх доспехов были повязаны красные фартуки. Один сжимал в руках тяжелый топор с длинным серпообразным лезвием. С клыков у них капала слюна предвкушения. Они встали с обеих сторон от Филипа. Колени у него подкосились.

— Наши дела завершены, Мёрдстоун. Меня ждет немало иных трудов. Ты, разумеется, поймешь: о том, чтобы ты вернулся в твое жалкое измерение, зная то, что ты знаешь, и речи идти не может. Однако, поскольку от тебя, скажем так, были не только хлопоты, но и польза, я распорядился, чтобы с тобой покончили быстро.

— Нет. Постой. Прошу. Послушай, я же писатель. Я могу работать на тебя. Я знаю, как работают истории. Я в этом дока.

Покет кашлянул в ладонь.

— Даже в качестве консультанта. Или редактора. Я могу быть полезен. Пожалуйста, не убивай меня. Я могу, могу пригодиться!

Слова метались в мозгу Филипа горящими крысами. Он пытался ухватить хоть какие-то из них.

— А, да… но… но… твое колдовство… оно же может… выдохнуться, утратить заряд, ну вроде того, или обратиться вспять… тогда тебе понадобится…

Морл мотнул головой. Палачи Филипа нагнулись и без малейшего усилия подняли его. Ноги у него болтались в полуметре от пола.

— Нет! Пожалуйста-пожалуйста! Так нечестно! Я не виноват! Покет, скажи ему!

Его развернули. Его несли во тьму. Все глубже и глубже.

Он оглянулся на тающий вдали свет и прокричал:

— Я бы мог добыть тебе агента!

— На чем мы остановились, грем?

— Леди Месмира бежала от пьяных и докучливых ухаживаний объявленного вне закона Кадреля, господин, и всецело отдалась на вашу милость. Ночная сорочка, насквозь промокшая под дождем, облепляет ее тело. Розовые бутоны сосков отчетливо проглядывают сквозь тонкую ткань и…

— Ах, да, — Морл откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Новая глава.

— Холера, — выдохнул Покет себе под нос и взялся за перо.

В «Клубе реформаторов» Перри Уиппл коснулся бокалом бокала Минервы.

— С Рождеством, дорогая.

— Ура, — безрадостно отозвалась она.

— Мне нравится ваш наряд. Так и тянутся руки пощипать.

Ее черная перьевая жилетка в сочетании с черными шелковыми брюками от Филипа Лима вызвала у сурового привратника «Реформаторов» большие сомнения. Однако же — что и понятно — в дресс-коде клуба не нашлось ни единого упоминания черных жилеток из перьев.

— Спасибо, мастер Уиппл.

— Тиара с блестками особенно удалась.

— Да. Мне ее Ивлин сделала.

— Так почему же такое вытянутое лицо, как сказал бармен лошади?

Минерва вздохнула.

— Сами знаете.

— Хм-м.

Перегрину Уипплу, основателю, вдохновителю и генеральному директору «Шаманской академии», по слухам, было не меньше семидесяти. Внушительная и совершенно лысая макушка в окружении нимба седых волос смотрелась воплощением древней мудрости. Кончик куцей седой бородки покоился на узле серебряно-синего галстука. В последнее время Перри встречался со звездой кулинарных шоу вдвое крупнее и вдвое моложе себя, и ему это шло. Он пригубил свой «Манхэттен», а потом опустил бокал на столик и несколько секунд критически его рассматривал.

— Я вам скажу, что я знаю, дитя мое. А именно: что за каких-то два месяца «Хмель чернокнижника» принес, по моим прикидкам, по крайней мере двадцать миллионов фунтов. Это чисто книгопродажей. Не знаю и не хочу знать, сколько приносят фильмы и прочие средства массовой информации, но не думаю, что вам в ближайшем обозримом будущем грозит обедать за счет Армии спасения. «Блог-скан», который я проглядываю ежеутренне во время церемонии приветствия зари, сообщает мне, что двадцать один процент новых постов посвящен Филипу Мёрдстоуну. Это на девять процентов больше, чем у бога, даже учитывая исламские сайты. Слухи о его исчезновении, безумии, смерти…