Элеонора налила мне кофе из высокого кофейника. А если я вообще не пью кофе? Если пью чай? Тут же передо мной возникли стакан воды и стакан апельсинового сока.

Ага, все-таки у меня есть выбор.

Ну ладно. Кофе я люблю. А этот оказался еще и вкусным.

Убедившись в том, что мистер Фаррелл занят исключительно завтраком, а на меня не обращает никакого внимания, я осмелела и соорудила себе огромный сэндвич из всего, что было аккуратно разложено по тарелочкам. Потом ещё один. И ещё. В перерывах сметала фрукты и сладости и остановилась только тогда, когда поняла, что больше не могу впихнуть в себя ни кусочка.

Судя по тому, как тут кормят, наедаться нужно с запасом. Может, еще один бутерброд?

Нет, не смогу.

Райан Фаррелл заговорил со мной только тогда, когда стало понятно, что я покончила с едой.

– Откуда у тебя это?

Он показал мне пластиковую карточку – ключ от офиса и комнаты охраны. Ага. Значит, не просто так у меня сперли одежду. Фаррелл основательно пошарил по карманам куртки.

Гад!

Впрочем, на этот вопрос я могла ответить без опасений.

– Это Криса.

– И как она к тебе попала?

– Полицейские вернули вместе с его вещами, – я старалась говорить спокойно, но внутри снова всё сжалось.

Вещи Криса не отдавали, наверное, с неделю. Копы говорили, мол, если происходит убийство, всё в радиусе мили считается уликой. Это потом уже я узнала: раз вещи вернули, да ещё так быстро – значит, никто не собирается искать убийц.

– И зачем тебе нужна была та запись?

– Хотела знать, как он погиб, – с вызовом сказала я. – Узнать, кто его убил. Это ведь никому не интересно, кроме меня! Всем плевать!

В моём тоне отчетливо сквозило обвинение, но я ничего не могла, да и не хотела менять.

– Сама додумалась пробраться в офис?

А вот это был уже опасный вопрос. И во взгляде Фаррелла явно читалось, что он знает ответ.

Но я рискнула:

– Сама.

– Врёшь.

В его голосе не было ни злости, ни угрозы. Просто констатация факта. Фаррелл поднес чашку кофе к губам, сделал глоток, неторопливо поставил обратно на блюдце и только после этого продолжил:

– Ты останешься здесь. И очень советую вспомнить, – это слово он выделил особо, давая понять, что мне не удалось его обмануть, – кто тебя послал в офис. Кто подсказал тебе эту идею.

– Иначе что? – спросила я, не отводя глаз.

Он усмехнулся.

– Иначе я тебя не отпущу.

– Вообще-то я работаю, – парировала я. И зачем-то добавила: – В кафе. Официанткой. И сегодня вечером как раз моя смена!

– Уже не работаешь. С утра уволилась по собственному желанию.

Что?!

Бессильная ярость клокотала внутри. Да, на мне нет наручников, я не связана, меня не пытают в застенках. Наоборот, по сравнению с теми жалкими комнатушками, в которых жили мы с Крисом, новая спальня выглядела просто хоромами.

Кормят до отвала, пусть и не регулярно, да и обращаются сносно. И всё равно я здесь пленница. Заложница.

Я не смогла доказать, что Фаррелл виноват в гибели брата, и сама попалась в капкан. Это злило, доводило до бешенства, до желания рвать и крушить. И похрен, что будет дальше.

– У тебя есть парень? – спросил вдруг Фаррелл.

Я поперхнулась. Что, черт возьми? Ему-то какое дело!

Но тут же поняла: он спрашивает не потому, что заинтересовался моими прекрасными глазами или длинным ногами. Выясняет, будет ли меня кто-то искать. Знает, что родственников нет… Остается парень.

Я и глазом не моргнула:

– Есть!

– И кто же он? – продолжал Фаррелл.

А я откуда знаю? Я вообще его только что выдумала. Но отступать уж точно не собиралась.

– Он… Он состоит в банде! И он будет меня искать, ясно? У нас все серьезно!

– Понятно, – ровно проговорил Фаррелл. – Парня нет.

Вот гад!

Еще пару минут назад я думала, что дошла до высшей точки ненависти, на какую только способна. А теперь стало ясно – могу больше. Если бы взглядом можно было испепелить, на том конце стола уже появилась бы кучка пепла.

Но увы. Фаррелл сидел напротив и невозмутимо попивал свой кофе. У него даже аппетит не испортился.

– Значит, вы меня не отпустите… – прищурилась я. – Нравится подсматривать за молоденькими девочками? В вашем возрасте такое бывает, я слышала.

Ухоженный, подкачанный, в отличной форме – он явно не собирался стареть. Да и возраст его был не таким уж почтенным: на вид лет тридцать пять, хотя, возможно, и больше.

Моё замечание должно было его задеть, но почему-то не задело.