– Кто тогда?

– Я Мицуко Адати. С Кейко мы родня по матери. Похожа, да?

Жиль сглатывает, кивает. Снова поднимает на японку глаза. Тонкие руки, запястья, украшенные простенькими браслетами с металлическими бубенчиками. А вот серьги у девушки дорогие. Точно не поделка Третьего круга. И блузка не из простеньких: ткань очень тонкая, заметно, что под блузкой ничего нет.

– Не надо так меня разглядывать, – неожиданно твёрдо просит Мицуко.

Жилю становится стыдно, и он окончательно теряется. Молчит, смотрит под ноги. Слова внезапно куда-то улетучиваются.

– Вы спросили, что хотели, месье Бойер? – мягко интересуется девушка.

«Жиль, соберись. Ты её тут караулил два часа – и ради чего?»

Мальчишка сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладони. В голове слегка проясняется.

– Что ты делаешь в доме Каро? – спрашивает Жиль.

– Работаю, – просто отвечает она.

– Ты понимаешь, кто твой хозяин? – Внезапная вспышка злости делает мальчишку смелее. – Ты же не можешь не знать, на кого работаешь, да? И не можешь не знать, кто убил Кейко. И ты согласна работать на мразь и убийцу?

Она расправляет плечи, исчезает с лица выражение учтивой покорности. Губы трогает усмешка, взгляд становится острее. И Жиль понимает, что стоящая перед ним девушка куда старше, чем выглядит. Старше Акеми года на три, если не больше. И за наивным почти детским личиком кроется нечто… От чего Жилю на душе легчает.

– Меня никто не обижает, – певуче отвечает Мицуко. – Никто не удерживает силой. Вы зря волнуетесь за меня, юный Бойер. Хотите меня спасти? Напрасно.

Жиль по-детски недоуменно моргает.

– Но… как можно оставаться с… с тем, в ком столько зла?

Поскрипывая подвеской, от дома Каро отъезжает электромобиль. Мицуко делает шаг к краю тротуара. Поворачивается к Жилю, снова улыбается. Мальчишка чувствует себя так, будто понял, что путает сладкое и горькое.

– А что такое «зло», месье Бойер?

– То, что нельзя простить.

– Такого не существует. Простить можно всё, изменив либо человека, либо своё к нему отношение.

Машина останавливается, поравнявшись с японкой. Мицуко открывает дверцу рядом с водителем, медлит несколько секунд, поглядывая на Жиля.

– Вы же смогли простить отцу Ланглу смерть Ники Каро. И город тоже смог. Я же хочу простить Бастиану смерть Кейко. С умением прощать жить светлее. Когда-нибудь и вам придётся об этом задуматься.

Девушка садится в машину и уезжает. Жиль смотрит ей вслед, пока электромобиль не скрывается в арке ворот КПП.

«Как такое может быть? Она что – сумасшедшая? Как можно вообще хотеть простить убийцу? – негодует он по дороге домой. – И как можно сравнивать отца Ксавье с этим Каро? Одно дело – Учитель, который выполнял приказ, отданный Советом. Другое – мерзавец, подстроивший гибель моих родителей, развязавший войну с Третьим кругом, сгубивший Кейко. И Веро. Я никогда не захочу простить ему Веро. Я никогда его не оправдаю. Такая мразь измениться не может, чокнутая эта Мицуко! Она не слышала, что говорила о нём моя сестра. И не знает, почему Амелия родного отца боится! Он и её сожрёт, дурищу самоуверенную…»

Дома он застаёт Софи Робер с маленьким сыном. Они с Вероникой сидят на диване в гостиной и что-то обсуждают. Амелия лежит на ковре и старательно рисует Мишеля мелками сразу на трёх листах бумаги. Жиль бросает короткое «здрасте», ловит суровый взгляд сестры, проходит на кухню попить воды. Невольно прислушивается к разговору в гостиной.

– Я и сама удивляюсь, – оживлённо тараторит Софи. – Вся семья считала его таким… скупым на эмоции, преданным работе, не способным увлечься.

– Не тем человеком он увлёкся, – сдержанно отвечает Вероника. – Зачем она ему? Откуда она вообще взялась?

– Говорит, в зале суда увидел. В декабре, кажется. Да, точно. В день, когда отцу приговор зачитывали. А через месяц я увидела её в родном доме. Обратила внимание, как брат смотрит на неё. А пару дней спустя к нам в гости пожаловала мама и закатила истерику.

– В кои-то веки я разделяю мнение мадам Ивонн, – вздыхает Вероника. – Нет у меня к трущобным девкам доверия. Особенно к таким.

«Каким?» – хочется спросить Жилю, но он молча слушает дальше, стиснув зубы.

– О, что про неё слуги говорят! Вроде как братец отправил в трущобы своих же охранников, чтобы они нашли ему эту девку. И её чуть ли не в мешке посреди ночи ему в спальню доставили.

– Избавь меня от подробностей, пожалуйста.

– Фи, ты ревнуешь после всего того, что он с тобой сделал? Ми-и-илая! Ну, мой тоже иногда ездил к шлюхам, все наши мужчины такое делают. А так как брат под домашним арестом, он устроил маленький бордель в собственном доме. Maman в бешенстве, в разговорах то и дело «я её лицом в кипяток окуну», «отравлю», «задушу»… А эта повода не даёт, представляешь? Исполнительная, покладистая, чистюля, тихоня. Вот прям как ты.

– Только меня он доломал.