Аргза шел впереди, рассекая толпу, подобно ледоколу. Он возвышался над большинством, словно гигантская черная акула, заплывшая на мелководье. Одетый в непривычную черную рубашку вместо этой его шубы-накидки из перьев, с зачесанными в высокий хвост волосами и блестящей кольцевидной серьгой в ухе – он как нельзя лучше подходил под общее разнаряженное окружение и в то же время очень явно не являлся его частью. Кто-то почтительно ему кланялся, кто-то обходился легким презрительным кивком – в основном агенты Федерации, – а кто-то просто приятельски здоровался с ним хлопком по плечу или молчаливой ухмылкой издалека, но никто не делал даже вида, будто не знает, кто он такой. Чувствовалось, что здесь Паук считался действительно важной фигурой, и Сильвенио – высокий (не такой высокий, как Аргза, разумеется, но на полторы головы выше среднестатистического человека), изящный, затянутый в сверкающий в свете этих огней облегающий серебристый костюм – ощущал себя его тенью. Но он был не простой тенью, а тенью весьма значимой персоны, и это было главной причиной направленных на него заинтересованных взглядов. Он чувствовал себя так, словно бы каждый чужой взгляд просвечивал его наподобие рентгена, взвешивая на каких-то невидимых весах и беспардонно оценивая. Он все надеялся, что где-нибудь мелькнет хотя бы одно знакомое лицо, – в конце концов, Паук много с кем имел дела в последнее время, – но в толпе было невозможно найти кого-то конкретного.

Возле стола, оккупированного оголодавшими с долгой дороги гостями, Аргза вдруг цепко ухватил его за локоть и сказал, кивая куда-то в сторону:

– Я буду вон в той нише, это что-то вроде ВИП-ложи. Не хочу здесь толкаться. А ты немного тут поошивайся, поумничай перед кем-нибудь, как ты умеешь, чтобы показать, что я не зря тебя притащил. Ты же вроде у нас хорошо знаешь всю эту хрень с этикетом, верно? Вот и отлично. И принеси мне что-нибудь пожрать со стола.

– Но, сир, я не уверен, что…

Тот, разумеется, не слушал – отпустил его руку и невозмутимо направился в указанном им направлении. Сильвенио беспомощно посмотрел Аргзе вслед: ему совершенно не хотелось оставаться в этой толпе одному, а тем более – набивать себе цену, «умничая», как выразился пират. Некоторое время он неловко топтался на месте, чувствуя себя ужасно неуютно среди такого количества людей, затем неуверенно двинулся к столу, надеясь хоть как-то пробиться туда.

Сильвенио мельком поймал свое отражение в мелькнувшем где-то рядом зеркале: аккуратный внешний вид, сияющий и безупречный даже по канонам оставшейся воспоминанием об утерянном Рае Эрланы, и при этом – извечно опущенные уголки губ и несколько потухший взгляд, демонстрирующие, что он едва ли вообще улыбался за все те годы, что провел в плену. Печать смиренной печали так прочно укрепилась на его лице, что даже ошейника, скрытого воротником, пожалуй, и не требовалось видеть, чтобы понять, что за жизнь он ведет.

– Приветствую тебя на Дне Мира, – обратились к нему откуда-то со спины, отвлекая от невеселых мыслей. – Осмелюсь заметить, что раньше я тебя на этих Приемах не видел.

Сильвенио обернулся. Рядом с ним стоял человек в длинной белой рясе – признак общества миротворцев, которые пытались улаживать любые крупные конфликты между Федерацией и представителями оппозиции в виде пиратов или оседлых мятежных групп. Волосы у мужчины тоже были длинные и белые, что невольно наводило на ассоциации с какими-то призрачными проповедниками. Лицо у него было спокойное и открытое, и Сильвенио, глядя на него, вдруг явственно ощутил, как понемногу отступает охватившее его уныние.

– Здравствуйте, сэр. Да, я здесь впервые. Я пришел с пиратом по прозвищу Паук, если вы о нем слышали.

Миротворец едва заметно поморщился:

– Разумеется, мне знакомо имя Паука, оно сейчас у всех на слуху. Что ж, если ты пришел с ним, тебе можно только посочувствовать.

Сильвенио оглянулся, проверяя, нет ли Аргзы рядом. И осторожно кивнул, чуть расслабляясь:

– Да. Можно. Только, прошу вас, не сочувствуйте мне в его присутствии, вряд ли он это оценит.

Тот покачал головой и протянул ему руку, улыбнувшись:

– Мартин Люмен. Можешь называть меня просто Мартин, без всяких «сэр».

– Сильвенио Антэ Лиам. Можете называть меня как вам угодно, Мартин, я ко всякому привык.

Миротворец снова покачал головой – не то осуждающе, не то грустно. Сильвенио пожал его руку и, смутившись собственной невежливости, повернулся к столу, высматривая, что можно бы отнести ждущему его Аргзе. Мартин, видимо, уже привычный, умудрился ловко скользнуть в толпу и выцепить со стола тарелку с салатом, старательно игнорируя лежавший гораздо ближе кусок сочного мяса.

– Вы тоже вегетарианец? – Сильвенио слабо улыбнулся ему, чувствуя в нем своего.

– О, сейчас это редкость, это уж точно. Но я не люблю есть трупы в отличие от большинства здесь собравшихся.

Они обменялись понимающими взглядами, и после этого разговор пошел живее. Говорили они о какой-то необременительной ерунде, и Сильвенио все больше расслаблялся. Мартин ему нравился, он ощущал в нем некую родственную душу, и после стольких лет было безумно приятно снова кому-то довериться. Но Аргза, как он уже давно выяснил, ненавидел ждать.

«Перестань флиртовать с этим убогим, я все вижу. И тащи уже мою еду».

Сильвенио вздохнул: мысленный канал, который он когда-то открыл, все-таки был двусторонним, и Аргза быстро научился извлекать из этого пользу. Мартин, глянув на его мгновенно переменившееся лицо, встревоженно нахмурился и осторожно коснулся его локтя:

– Что-то случилось?

– Да… прошу прощения, но мне нужно идти. Паук зовет.

– Я подойду к нему с тобой, ладно?

– Хорошо.