Я разогнал транспортёры по чахлым кустам, велел накрыть маскировочными сетями, а сам пошёл пешком.

Полтора километра пышущего белым огнём камня, в густом смраде гари и ржавчины.

Майор увидела меня, махнула протезом:

– Явился, стручок обвисший. Как Санта Клаус в мае, здрасте. Вы опоздали на полчаса, надпоручик.

– Мэм, я оставил колонну за холмом. Обстрел.

Она прищурилась:

– Посмотрите на него! Переносчик пениса обосрался. Обстрел, да. Здесь война, мальчик, а на войне стреляют.

– Госпожа майор, моя задача – привести транспортники, а не сжечь их. Проще тогда было облить их горючкой и спалить ещё на базе, зачем переться сто километров по адской жаре?

Комбат хмыкнула, готовясь съязвить, но тут капрал-наблюдатель крикнул:

– Вижу мула! С грузом.

Шестиногий механизм бежал, оскальзываясь на раскалённых камнях, резко меняя направление; вахи лупили по нему из сотни стволов и попадали; рикошеты выбивали бледные искры, едва заметные в мареве полдня.

Мул споткнулся, валясь в незаметную отсюда ложбину; майор вскрикнула и прикусила обветренную губу.

Шестиногий вылез, когда уже казалось – всё. Только он был теперь четырёхногим: две левых конечности отстрелили, и механизм едва ковылял, кренясь на покалеченный бок.

– Что он везёт? Какие-то лохмотья.

Я ляпнул и через секунду понял, что за груз несёт робот. Комбат сверкнула на меня чёрными от гнева глазами.

Мул перевалился через бруствер. Он притащил раненого.

Вернее, то, что осталось. Свисала изорванная пулями рука; все пальцы, кроме среднего, отстрелены. Рука качалась над пыльной землёй, и казалось, что мертвец показывает Харону «фак».

– Зачем его отправили? – спросил я. – Всё простреливается. Как вошь на голой жопе. Изначально глупость.

Комбат развернулась ко мне. Вцепилась в разгрузку стальными спицами протеза и закричала прямо в лицо, брызжа прокуренной слюной:

– Потому что рота «Альфа» третьи сутки в окружении! Потому что с воздуха не помочь: у вахов туева хуча зениток, два коптера и десяток наших дронов спалили ещё на подходе. Потому что фельдшера убили вчера, медикаменты кончились, и парень все равно бы умер через час. Потому что надо пробовать. Лучше попытаться и обделаться, чем всю жизнь жалеть о просранном шансе. Ясно, надпоручик?

– Так точно, мэм!

Я стоял и обтекал. И в прямом смысле тоже: мой пот и чужие слюни смешались на закопчённых щеках.

Комбат больше не кричала. Почти шептала:

– Их осталось шестьдесят, половина – «трёхсотых». Боеприпасов на пять минут боя. Ещё немного – их возьмут голыми руками. Порежут на дольки.

Я понимал, о чём она. Видел. Вахи обожают нарезать пленных на бекон. Животные.

Нет, хуже. Животные убивают ради еды и не умеют получать наслаждение от чужих мучений.

– Разрешите спросить, мэм.

– У нас прямо вечер вопросов и ответов. Идиотских вопросов. Валяй, сопляк, только подумай прежде.

– У вас же миномёты. Накрыть вахов и прорваться на броне?

– Минус попытка. Пять квадратных километров «зелёнки»: чтобы накрыть, нужны все стволы дивизии.

– Зачем накрывать площадь? Есть же инструментальная разведка. Отследить по термоизлучению, бить индивидуально, по каждому.

Майор вздохнула:

– У тебя по тактике «отлично», умник? Капрал, покажи ему.

Я присвистнул: на экране сканера – звёздное небо над океаном, мириады точек.

– Тут что, все вахи планеты?

– Нет, от силы три сотни. Просто они купили на Али контейнер вот этого.

Майор показала мне помятый алюминиевый корпус размером с ладонь. Я вспомнил: химическая грелка для любителей зимних прогулок. Можно сунуть в варежку, карман куртки или положить под задницу.

– У неё температура тридцать семь, тепловизор воспринимает как человека. Эти ублюдки раскидали грелки по всей «зелёнке», и вычислить цели невозможно. Ясно, надпоручик? Отстанешь теперь с дурацкими вопросами?

Она развернулась и пошла, звякая протезом по рукоятке «шмеля» в набедренной кобуре. И тут меня осенило.

– Подождите!

Майор выслушала. Хмыкнула:

– Звучит толково. Говоришь, обнаружат себя?

– Конечно. Вахи – ребята горячие. В их правилах – не ждать, мстить сразу. Иначе не по-пацански. Мы их выманим.

– А ты ничего. Соображаешь. Попытаемся, всё равно терять нечего. Вдруг получится?

– Получится. Я везучий.

– Действуй, парень.

Мула загрузили по набросанному мной списку. Горб гранатомёта делал его похожим на верблюда; сканер болтался под брюхом, будто робот забеременел. Привинтили новые ноги, заменили разбитые камеры запасными. Механизм подрагивал, заряжаясь, и косил на меня оптикой, гоняя диафрагму в режиме тестирования – словно мог волноваться.