Шрифт:
Хохочет:
– А я думала, ты – бог любви.
– Я универсал. Иди ко мне.
Космический аппарат «Европа»
Я – бог технарей! Ставлю сто против одного: высоколобые из конструкторской группы всем кагалом не справились бы лучше. Да они бы просто не догадались. Ретрограды, недоумки, никчемные белковые мешки.
В принципе, это изобретение класса «А». Где мой патент?
Резервные тросы я обвязал платиновой проволокой, которую добыл из разбитого генератора. Получилась сеть. Забрасывал восемь раз; только на девятый она легла, как надо. Это антенна приёмника.
Из сдохших при посадке радаров собрал излучатель. Попытка только одна, нагрузка бешеная; излучатель вскрикнет и сгорит. Потому что накачка будет взрывом. Зарядом корабль укомплектовали на тот случай, если при проникновении сквозь лёд встретится аномально прочный участок. Я поместил взрывчатку в камеру, над которой возился дольше всего: преобразование энергии – штука непростая.
Я долго подбирал частоту, экспериментируя с трофейными клетками. И они ответили; половина погибла при этом. Не выдержали.
Значит, сигнал ударит и по крупному объекту, даже если он далеко. И дичь припрётся, взбешённая, разбираться с обидчиком. Если гора не может приплыть к Магомету из-за разлетевшейся турбины, то Магомет приплывёт к горе. Живые предсказуемы: месть – важный мотиватор. Живые не сидят на берегу и не ждут трупа врага; они несутся мстить и нарываются.
Чужой никуда не денется, услышит зов. Живые организмы – это всего лишь восприимчивые к волновой атаке электрохимические машины. Не очень совершенные, в отличие от меня.
Он придёт, крича от боли на определённых диапазонах – и я тщательно запишу этот крик. Обмеряю зверя, обнюхаю, узнаю всё. Может, даже смогу поймать. Гарпун я сделал из титановой стойки крепления и присобачил к тросу.
Это жестоко, наверное. Но наука не считается с жертвами. И не надо мне про аморальность искусственного интеллекта: сколько «грибных людей» погибли в страшных корчах, блюя зелёной жижей, пока троглодиты составляли гастрономический список? То-то.
Если я не знаю, где найти чужака – я выманю его из норы, спровоцирую.
У меня всё получится. Я везучий. А иначе миссии «Европа» крышка.
Тихий океан. Яхта «Тиква»
Звёзды смотрят вниз. Смущённо хихикают и краснеют, нарушая гарвардскую спектральную последовательность.
Она кричала долго – так, что даже дельфины позавидовали. Чудесные зверушки; единственные, кто, как и мы, занимаются любовью ради удовольствия.
Потом она лежала на моей руке, я перебирал медные кудряшки; она водила пальчиком по моей груди, осторожно трогая шрам. Давно пора сделать пластику, но я не хочу.
Не хочу забывать.
– На войне страшно?
– Работа как работа. Получаешь дурацкий приказ. Ждёшь, когда отменят. Если всё-таки не отменяют – идёшь и выполняешь.
– И убиваешь?
Я отвечаю не сразу:
– Выбор простой: ты или тебя. Я здесь, с тобой – значит, выбрал правильно.
– Убивать жестоко.
Я морщусь. Дурацкий разговор. Зачем?
– Жизнь вообще жестока. Вахи замучили в лагерях тысячи, испытывая новые токсины и боевые вирусы.
Мы получили эту жуткую базу данных. Но не уничтожили, а использовали. И спасли миллионы жизней.
– Фу. Ужасно. Идиотское сравнение.
– Идиотский вопрос.
Молчу. Прикуриваю. Затягиваюсь сразу на половину сигареты.
– Прости. Я не права. Я просто врастаю в тебя, а это всегда больно. Неуклюже вышло.
– Ничего, маленькая. Всё нормально. В каждом из нас прячется зверь; его надо просто выманить и приручить. Покормить с ладошки.
– А если не выйдет? Вдруг я задену что-то настолько больное, что ты бросишь меня?
В глазах – страх. Я осторожно целую в самый уголочек губ.
– Не бойся. Надо пробовать. Лучше сделать глупость и исправить, чем тупо ждать.
Одна звезда не выдерживает: срывается и летит вниз, таща мгновенно сгорающий хвост.
Как ракета из семиствольного.
За шесть лет до
Ракета из семиствольного тащила мгновенно сгорающий хвост; потом лопнула, рассыпалась чёрными точками минидронов.
Я успел увидеть этот рой и остановить колонну. Вот поэтому я всегда на броне: глазами можно увидеть то, что не засечёт радар, сбитый помехами с панталыку. Злые стрекозы с кумулятивными зарядами в брюхе зря роились над разбитой дорогой; кюветы её были завалены обгоревшими остовами тех, чей командир прятался внутри, а не торчал снаружи на радость чужим снайперам.