— Лена, я хороший выбор для ритуала. Твоя мать одобрит, и я уверен, что предки благословят нас, — заверял он.

— Я не хочу тебя, — проговорила я, едва справившись с гневом, и тряхнула головой. — Ты не просто наложал. Ты меня потерял навсегда. Не имеет значения, что скажут предки… ты и я больше не будем вместе. Никогда. Думаю, что предки примут это во внимание во время ритуала; они не настолько жестоки.

— Нет. Я буду сражаться за тебя. Ты станешь моей женой.

— Ты потерял всякую надежду, когда кувыркался с другой бабой в моей постели. И тебе придётся сражаться со мной, потому что между нами лишь я стою. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, но я больше не люблю тебя. Я думала, если встречу тебя сегодня, будет больно. Но ничего не чувствую. Боли больше нет, так что, возможно, ты спас нас обоих от огромной ошибки.

— Мы не ошибка, — прорычал он, впиваясь пальцами мне в бока. — Я не сдамся, как, по-видимому, ты.

— Тодд, я тебя прощаю, но не хочу возобновлять наши отношения. Между нами всё закончилось в момент, когда ты переспал с Кэссиди. Ты сделал выбор, и это нормально. Да, сначала, у меня разбилось сердце. Если бы ты любил меня, не переспал бы с ней. Всё в прошлом, так что, забудь.

Я оттолкнула его и направилась к дверям, ведущим в сад. Я чувствовала его взгляд на себе, но мне необходим свежий воздух, и убраться от Тодда. Всё, что я когда-то чувствовала к нему, исчезло — в животе больше не порхали бабочки, когда Тодд целовал меня, не было непреодолимой потребности обнимать его. Я почувствовала облегчение, почти сочувствовала ему и, как ни странно, была благодарна за то, что он сделал то, что сделал. Если бы Тодд не переспал с Кэссиди, мы бы поженились, и потом поняли, что были глупыми детьми, которые считали себя влюблёнными и разошлись бы. Я улыбалась, протискиваясь сквозь толпу к дверям.

Снаружи было прекрасно. Ясное небо с мириадами сияющих звёзд. Воздух прохладный, но после зала внутри, это было даже приятно. Я уставилась на заросший лабиринт изгороди и вспомнила брата. Мы целое лето переделывали его, так как не могли позволить себе садовника. Лабиринт длиной более мили и шириной в милю и располагался между нашей собственностью и заброшенным особняком, который принадлежал соседнему имению. В центре стоял фонтан, который когда-то был красивым, но теперь за ним не следили, так как соседнее имение пустовало, а у нас не было знаний или денег на ремонт. Мы с Джошем носили вёдра воды из озера, чтобы наполнить фонтан, после того, как очистили. У меня никогда так сильно не болели руки.

Сняв туфли, я подошла к арке, символизирующей начало лабиринта, и нырнул под ветку, перекрывающую вход. Стены лабиринта возвышались на два метра. Я утёрла слезу, идя по затемнённому проходу. Когда мне было шесть, я заблудилась тут. Тогда очень боялась лабиринта, и думала, что никогда из него не выберусь. Прошли минуты, которые мне показались часами, чувствуя себя потерянной и одинокой. Слава Богу, Джошуа меня нашёл. Я была не так далеко от выхода и плакала навзрыд. Он взял меня на руки и отнёс домой, заверяя, что я никогда не бросит, а если опять окажусь в лабиринте, он меня всегда найдёт и приведёт домой. Мы закончили лабиринт за неделю до того, как Джош отправился в учебный лагерь, а я провела бесчисленное количество дней, сажая цветы и травы внутри лабиринта, чтобы произвести впечатление, когда брат вернётся домой.

Но он так и не вернулся. Прямо из учебного лагеря его отправили в Джорджию, а оттуда за границу. Я больше не видела брата, пока его тело не привезли домой в гробу. Мне его так не хватало, а все говорили, что со временем боль станет легче. Они лгали. На самом деле, бывали дни, когда я просыпалась, скучая по нему, и ложилась спать, всё ещё скучая по нему. Время вообще не лечит. Я адаптировалась и научилась лучше справляться с болью, но она всегда рядом. Иногда она становится такой удушливой, что, кажется, вот-вот поглотит меня, но я не даю. Время не унимает боль утраты, а просто учит справляться и принимать её. А тебе это или удаётся, и ты живёшь с ней, либо нет. Жизнь — это выбор, а тот, что самый важный всегда отвратный.

Я подавила воспоминания и остановилась, осматриваясь. Как давно я здесь брожу?

Я принялась искать, посаженные мной, травы или цветы; поскольку они многолетники, то вырастут в следующем году. Но сейчас не нашла ни одно, и лабиринт купался в тенях, которые подпитывали моё воображение. Я услышала, как за мной хрустнула ветка, и обернулась, чтобы посмотреть, кто там. Порыв ветра, пронёсшегося по лабиринту, взметнул мне волосы, и я почувствовала укол, а затем боль. Вскрикнув, я вскинула руку к месту укола и ощутила каплю крови. Обернувшись, я направилась туда, откуда пришла, а завернув за угол, врезалась во что-то твёрдое.

В носу разлилась боль, я упала на колени и принялась шарить руками по тому, во что врезалась, натыкаясь на что-то плотное и мягкое. Я аккуратно это ощупала и обхватила ладонью. Наконец, звёздочки перестали летать перед глазами, и я смогла нормально осмотреть то, что держала. А когда поняла что же это, с трудом сглотнула.

— Он мой, — послышался знакомый грубый голос.

Я вопросительно уставилась на член, явно угадывающийся под чёрными брюками. Хотя, это даже не член, скорее змея. Гигантская змея. Я покраснела и упала на задницу. Мужчина наблюдал за моими тщетными попытками вернуть себе достоинство.

— Прошу прощения, не хотела хватать тебя за… пенис.

Ну, неужели из всего, за что можно было схватиться, я выбрала именно половой орган? Этот мир слишком жесток. Я медленно поднялась и отряхнула платье, после чего уставилась на Лукьяна.

— Не следовало тебе тут одной ходить, в лесу много диких волков, — протянул он, улыбаясь. Я содрогнулась, улыбка совсем не походила на дружелюбную, скорее на ту, которой Большой и Страшный Серый Волк одарил Красную Шапочку, прежде чем её съесть.