А тому, кто не знает, почему его так называют, Грицко Хрин охотно рассказывал: когда выбирали старшину - кидали головки лука, то есть цибули. "Вот так потеха!" Люди качали головами, а лирник Дорофей пел, как старшина "цибульчанский", он же опекун Дарьи Рипчанской, Маруси Замшанской...

Грицко Хрин снова разъяснял, кивал в сторону молодых рослых торговок, к которым хаживал старшина...

– Он же председатель суда, мошенник хоть куда, - выводил лирник.

Слушатели сопели от удовольствия. Отныне весь мир будет знать старшину Романа Калитку! Веселый день настал для Буймира - люди бросали все, зазывали соседей: "Идем, послушаем песню о нашем старшине!"

Лирник Дорофей пел, и люди не могли наслушаться.

Все лирники в этот день завидовали Дорофею, который неизвестно чем приманил народ. Толпа росла, гам не утихал. Старый Дорофей был удивлен такому счастью, которое еще не выпадало на его долю - целый мешок медяков насобирал!

А что касается Захара, Грицка - творцов этой незабываемой песни, то о них и говорить нечего. Они-то больше всех радовались своей затее, конечно не подавая вида. Всё припомнили старшине - солдатские деньги, сиротские слезы, навек ославили, осмеяли ненавистного Калитку... Метался в этот день старшина, выходил из себя, но никак не мог сообразить, кому могла прийти эта затея в голову. Вероятно, бурсак какой-нибудь сложил. До черта развелось в Буймире тайных, ловких злодеев. Старшина спрятался от людей, не вылезал из хаты, зато уж Ганна с Секлетеей наслушались, натешились досыта! Мог ли ожидать Калитка такой напасти?

А лирник Дорофей, как во сне, крутил свою лиру, накручивал деньги: "Что за диво? Что за песня? Озолотиться можно!"

Лирник играет, народ потешается, ярмарка кружится, крутится, а стражник Непряха и урядник Чуб стоят посреди и не знают не ведают, что на свете творится. Мало ли лирников на ярмарке? Выводят во все голоса, даже в голове гудит. А если бы и дознались, что бы они сделали? Правда, люди твердят, что урядник со стражником все могут сделать, разве что не остановят солнца.

А тут еще Захар среди ярмарки стал на сани и обратился к людям:

– Товарищи!

Это долетело до уха урядника, и он приказал Непряхе:

– Дай ему "товарища" в зубы!

Где там! Люди плотно обступили Захара и требовали: пусть говорит! Теперь свобода! Манифест слышали? Надо, чтобы все крестьянские нужды доходили до царя!

В то время по селам гуляла молва о том, что царь-батюшка не знает не ведает, как людей обманывают, - нерадивые слуги скрывают правду от царя.

Захар стал на сани и объявил людям, чтобы не нанимались к панам по дешевой цене, чтобы требовали высокой платы: плужники, сеяльщики - полтора рубля, бороновальщики - рубль. Харитоненко дорого берет за аренду, эксплуатирует наш труд, нанимает рабочую силу за бесценок. Надо нашим людям за ум взяться. Мы добьемся свободы только тогда, когда народная власть станет.

– Ты говори о земле, а власть - леший с ней!
– вразумлял оратора Иван Чумак.

Людям понравилась мысль о единодушных требованиях к панам, решили обсудить этот вопрос на сельских сходках, подбадривали оратора.

Такое собрание на ярмарке не новость. Пристава нигде не видно, и Чуб сегодня полновластный начальник. Где бы ни собралась толпа - известно, речь идет против панов. Плохо только, если кто-нибудь услышит из экономии - донесет Харитоненке, дойдет до земского, до исправника, те дадут нагоняй приставу, тогда уж несдобровать и уряднику. Ну и времена! Разве может Чуб среди бела дня заткнуть людям рот, когда сам манифест говорит?.. К тому же немало важных хозяев Буймира мотаются по ярмарке, слушают...

Захара чуть не сбили с ног - столько народа привалило, услышав заманчивые слова о земле, оплате, аренде. Всем не терпелось послушать, что будет говорить длинный невзрачный человечище в сермяге. Оратор широко раскидывает умом, видно, человек здравого смысла, все хочет охватить. На что нам война - людское горе, слезы, пагуба! Только ненасытным панам нужна китайская земля, нам и своей хватит, надо только вырвать ее у панов - вот куда он гнет, к совершенно другой войне призывает, к войне против панов.

Оратора обступили, слушали его речь о том, как крутится "земельный" шар, и о том, что "лиригия" - дурман. Сегодня поп повенчал молодых, а завтра муж набил жене морду, приходит она к попу служить молебен Ивану-воину, чтобы укротил мужа, - вот попу снова выгода.

Шум и гам поднялся в толпе от этих безбожных слов, Захар увидел красную Мамаеву рожу. Тот надрывался, грозил кулаком. Лука Мороз тоже возмущенно что-то выкрикивал. Тут протискался урядник со стражником и разогнал сборище - не собрание, а буйство, беспорядок. Послышались угрожающие выкрики - одни стали оборонять Захара, а церковный староста Мамай с компанией наседал. Кто-то крепким кулаком саданул Захара в бок, на него насели, Грицко Хрин едва вытянул приятеля из толпы, принял на себя тумаки. Друзья замешались между санями, конями. А что такое сказал Захар? Разве не такое бывает на селе? Мамаева компания хотела расправиться с ним за правду. А Захар еще не все высказал. Он развозил рукавом кровь на лице, чувствуя ее соленый привкус, набрал горсть снега, прикладывал к распухшим губам, к носу, останавливал кровь и ронял красные, как маков цвет, комки.