Едва Захар умолк, снова заговорили, будто бы помещики хотят закрепостить деревню, да царь не дает, а Харитоненко уже написал губернатору, что крестьяне требуют высокой оплаты, чтобы согнать помещика с земли.

В другом кружке Захар услышал рассудительный разговор о дорезке земли, о чересполосице, аренде, заработках, прогонах, податях, о лесах, пастбище - всего не перечислишь.

– Как крестьяне постановят на сходе, так царь и сделает!
– уверенно твердил Чумак.

– Вся земля царева, и если б он захотел, дал бы людям, - важно добавил Мороз, да на этом и оборвал - дальше думайте как знаете, а сам закурил люльку.

Крестьяне Буймира сошлись на мирское совещание, чтобы вынести постановление или, как в селах называли, "приговор", сошлись против воли старшины, который вынужден был с великим неудовольствием подчиниться обществу.

– Самовольно собрались...

– Мы имеем право по царскому указу от восемнадцатого февраля собираться для решения мирских дел, - ответил Захар при всех и тем поставил старшину на место. Все село знало - старшина с земским оттягивали собрание.

– Ты уже грамотный стал, манифесты читаешь?
– неприязненно заметил старшина.

Что мог Калитка еще сказать? Доставили ему хлопот эти манифесты. Сняты только прошлогодние недоимки, и люди не вносят ни страховки, ни зерна в магазин!..

На сход прибыли старшина с урядником. Захар не проявил никакого уважения к начальству. Люди увидели - не старшина правит, а уже Захар принуждает собирать сход, решать мирские дела, и стали укорять Захара: ты дразнишь старшину, а он на нас срывает злость. Земский начальник Добросельский скрыл царский указ, а учитель Смоляк доведался, Захар дознался, и они передали людям, что по селам уже собираются сходы, выносят приговоры. А мы что?.. Старшина ничего не мог поделать, известил земского, и тот сам сегодня прибыл. И еще от лебединской управы прибыл земский гласный Деркач, который иногда наведывался в Буймир по разным хозяйственным делам и всегда останавливался у Мамая.

На весь уезд наделал переполоха самовольный сход в Буймире. Начальство заявилось среди полотняного сборища в серых и синих мундирах, под бряцание сабель, под скрип ремней. Люди недружно снимали брыли и удивлялись Захару - сидит, равнодушен к тому, что делается вокруг, словно ничего особенного не произошло, и шапки не снял перед земским!

Свой оратор завелся в селе, не надо ездить, искать, привозить, как в других селах.

Можно было подумать, словно бы этот сход собран по воле земского. Всем знакомый низкорослый усач Добросельский в полной тишине обратился к крестьянам с речью: надо, мол, вынести достойный приговор, на что нам даровано право восемнадцатого февраля, обратиться на высочайшее имя к своему возлюбленному...

Послышался выкрик из толпы:

– Не надо возлюбленного!

Кто не знает мятежного Захара?

Земский предостерегал сход от ораторов, которые разъезжают по селам и подбивают людей к бунтам: добудем, мол, свободу.

– Свободу не силой добывают, а гласом народа, гласом бога... В указе от десятого апреля царь предостерегает деревню от смуты. Не будем же увеличивать и без того великую его скорбь. По высочайшему повелению к нам прибыл генерал-адъютант Струков. Милосердный царь прислал своего старого слугу...

– Вешать людей?

Земский, казалось, недослышал то, что все отчетливо расслышали.

– ...Что он о нас доложит царю-батюшке?

– Чтобы дали землю!
– высказал свои пожелания даже смиренный Иван Чумак.

Физиономия земского взмокла и посинела, он призывал людей к благоразумию, верности престолу, убеждал остерегаться злонамеренных ораторов и полюбовно решать свои дела. Враг царя - враг народа.

– Сам царь враг народа!
– выкрикивали из толпы.

Щедры нынче люди на слово! Не знает, что ли, урядник Чуб и стражник Непряха, что надлежит им делать? Они кидались на голоса, да разве пробьешься сквозь толпу? Сдавили, стиснули, чуть ребра не поломали, стражник с урядником едва выбрались, чтобы перевести дух, - легкомысленно сунулись они в толпу возбужденных, взбаламученных людей.

Земский увидел: никак их не вразумить, затуманены головы мыслями о земле - постарались ораторы. Если бы он ко всему прислушивался, пришлось бы весь мир засадить в тюрьму. Никакие доводы не доходили до собрания. Выкрики все учащались.

– Все мы теперь злые!

– Злые да лютые!

– Вся страна бунтует!

– Раскрылись глаза!

Больше всего беспокоили Добросельского угрожающие намерения панскую землю поделить, потому что тут сразу встала опасность потери собственных владений. Великое испытание для благосостояния империи и крестьянского сословия... Земский твердил, что лучше людям подождать нового земельного закона, чем затевать смуты. Бунты к добру не приведут, честь и слава людям, если за землю не будет пролито ни капли крови, если земельный вопрос разрешат миролюбиво. Тут земский прибавил, что и крепостное право отпало, как только царь издал новый закон.

И может быть, он кое-кого и переубедил бы своим красноречием, да на беду вмешался учитель Смоляк.

– Царя вынудили отменить крепостное право!
– зычно крикнул он.

Сочувственные отклики схода убедили земского, что люди полностью поверили словам учителя. Мирная проповедь не привела ни к чему, только распалила, растравила людские страсти.

Мало того, лукавый человечище, которого звали Захаром, начал допытываться: разве отменили крепостное право? Когда, как? Поражался, удивлялся, возражал, припоминал луга, сенокосы, леса, дороги, аренду, пруд, глинище - за все отрабатывай пану, кланяйся, к своей земле не подступись. За вязанку бурелома у женщин сдирают юбки, не той дорогой поедешь - рубят колеса, экономия тянет из людей жилы, от отработок руки опухли. И сход, по правде говоря, весьма непристойно повел себя, подбадривал, побуждал человека к глумливым речам.