Поведение местных властей меня нисколько не удивило. В моём прошлом мире происходило примерно то же самое. Стоило лишь кому-то заявить, что хочет замутить небольшое дельце, заработать денег, как он сталкивался со странным явлением. Большие доходы всё ещё оставались лишь в его мечтах, но изо всех углов уже слышалось: «Дай, дай, дай!» — точно галчата в гнезде открывали клювики и требовали от родителей пищу.

За окном стемнело, когда я поднялся на второй этаж своего дома. Сегодня решил заночевать здесь. Наскоро поужинал испечённым Полушей ржаным хлебом, умылся мутной водопроводной водой. Ноги гудели, словно я пробежал марафон — впрочем, вполне возможно, что так и было: город оказался немаленьким, мне пришлось прошагать по нему не один километр.

В спальню бывшего хозяина дома не пошёл: там всё пропахло чужим потом — я пока не нашёл времени навести на втором этаже порядок. Бросил на деревянную лавку в столовой попахивавший плесенью матрас (нашел его в одной из кладовок), со стоном стянул сапоги и принял, наконец, горизонтальное положение. Закрыл глаза; не чувствовал в себе сил даже на то, чтобы пообщаться с профессором.

В соседней комнате что-то с гулким грохотом свалилось на пол.

— Долбанные крысы, — пробормотал я.

Собирался добавить ещё о том, что завтра же прикуплю крысоловки и переловлю всю обитавшую в доме живность. Но не успел. Потому что уснул.

Утром я впервые почувствовал себя владельцем пекарни: проснулся от запаха свежего хлеба. Счастливым владельцем — потому что мог позволить себе проспать до рассвета и не прерывать сон для того, чтобы работать. Живот отреагировал на вполне аппетитный аромат выпечки призывным урчанием. Не обращая внимания на его стоны и возмущения, я немного повалялся на лавке.

Жмурился от лучей солнца, что проникали в комнату через окно. Прислушивался к пению птиц, что прятались в листве росших во дворе клёнов. А ещё наслаждался шумом приглушённых стенами голосов покупателей, доносившимся из магазина на первом этаже — похоже: процесс роста моего благосостояния уже начался. А главное: проходил без моего участия.

Решил, что сегодня я погуляю по Персилю. Посмотрю на городские достопримечательности. Хотел понять, где именно я обосновался. Вчера мне было не до местных красот. И не до красоток — с этим вопросом тоже придётся что-то решить. Не мешало бы пройтись по местным магазинчикам: прикупить запас еды, полезных мелочей и обновить одежду: моя в дороге поизносилась.

Наскоро ополоснулся холодной водой, поприветствовал своих подчинённых, уже заваленных с утра работой. Пожелал тем успехов, заявил о своей загруженности делами и сбежал из дома. Устроил себе экскурсию по городу: потолкался на рынке, поглазел на окружённые высоким забором княжеские палаты (вполне себе достойный домик), взглянул изнутри на Южные городские ворота.

Впечатление о Персиле у меня сложилось положительное. Крохотный по привычным для меня меркам городок — примерно на две-три тысячи жителей. Не слишком загаженный, но уютный. С тесными улочками, наполненными приятными и не слишком запахами: запашок канализации и лошадиного навоза здесь разбавлялся ароматами свежей зелени и цветов.

Шагая по булыжникам дороги я не чувствовал себя окружённым дремучим средневековьем. А словно оказался в обычном старинном городе, куда пока не провели электричество. Ничто вокруг не напоминало и о магии: как я уже выяснил, ею баловались представители княжеских кланов, которые если и появлялись в Персиле, то редко расхаживали по его улицам.

Отобедал я в таверне, любуясь молоденькими разносчицами. Под конец прогулки прикупил себе ворох новой одежды: я ведь теперь гордый предприниматель, а не какой-то там студент — следовало соответствовать новому статусу. Прихватил в винной лавке кувшин красного вина: вознамерился вечером в компании лишь себя любимого обмыть покупку пекарни.

Когда вернулся домой, то, прежде чем подняться наверх, заглянул в свой магазин. Вдохнул застоявшийся воздух; потревожил стайку мух. Нашёл в торговом зале скучавшую в одиночестве Лошку. Девица позёвывала, потирала глаза, посматривала через мутное стекло окна на улицу. За её спиной увидел пустые прилавки — совсем пустые: без единой буханки хлеба. Мелькнула мысль о том, что меня ограбили.

Но Лошка развеяла мои опасения. Заявила, что уже к полудню распродала почти весь товар — остатки потихоньку разошлись чуть позже. Если верить её словам, в прошлый раз такая бойкая торговля в магазине была в тот день, когда умер мастер Потус. Вот и сегодня горожане из всех окрестных домов забегали в лавку, чтобы узнать у продавщицы последние новости; интересовались, чем порадует их приезжий кулинар; заодно и покупали хлеб.

На мой вымученный вопрос («А не стоит ли нам выпекать хлеба больше?»), Лошка поморщила нос, ответила:

— Та не. Завтра ужо все успокоятся. Вот увидите, господин хороший. Почешут нынче языком, поперемывают вам косточки. Завтра случится чёй-то новое — про наш магазин многие и не вспомнят. Для деревянных наш хлеб дорогой. Они не часто его берут. Только в таких случаях, как теперичи: чтобы потешить любопытство. Если спечём много, токмо муку переведём — чёрствые караваи покупать не будут.