Я вдруг поняла, что хочу познать ещё много-много всего. Учиться. Мечтать. Жить. Отпустить обиды. И то, что долгие годы не давало мне покоя – тоже.

Желания, говорят, исполняются, если их проживают всем сердцем. В тот вечер я хотела этого больше всего и верила: придёт день, когда я смогу обновиться, стать кем-то, а не придорожной травой, что растёт сама по себе и боится даже собственной тени.

Все последующие дни мы с Мотей развернули бурную деятельность.

Я без зазрения совести опустошала неймановскую карточку, которую он выделил для меня.

Если он давал деньги на платья и дорогие косметические салоны, то спокойно переживёт, если я потрачу их на маленькие радости, мишуру, ёлочные украшения и подарки.

Нейману я ничего заказывать не стала. Это было моё твёрдое решение. Не потому что хотела сделать назло или чем-то его уязвить, нет. Это была попытка отстраниться от жизни с ним, насколько это вообще возможно.

Если я закажу ему подарок, я буду его ждать и расстроюсь, если он не приедет. А так… я не жду. Мне хорошо и спокойно здесь.

Я убеждала себя в этом, но нет-нет да поглядывала на телефон. Телефон молчал. Но это предсказуемо. Поэтому нельзя сказать, что я расстроилась.

Если быть точной, телефон звонил, приходили смс. Я знала, кто пытается ко мне прорваться. Больше некому. Поэтому без зазрения совести отправляла незнакомые номера в чёрный список. Пусть Индиго идёт подальше.

Может, я бы полюбопытствовала, чего он добивается, но точно знала: всё, что он захочет сказать, явно нетелефонный разговор. И давать повод для лишних подозрений, особенно сейчас, когда я буквально вишу на волоске, мне не хотелось.

Внутренним чутьём и по количеству охраны, которой не становилось меньше, я понимала: Нейман меня не отпустит. Я для чего-то ещё нужна ему. А раз убежать не удастся, зачем зря трепать себе нервы?

Да и не хотела я никуда уходить. Не сейчас. Я мечтала отметить Новый год в семье. В той, которая у меня есть на данный момент. Иногда приятно довольствоваться малым.

Мы нарядили две ёлки. Одну – под потолок – в большой комнате на первом этаже. Всё, как я и мечтала: пушистая сосна, что пахла хвоей и смолой. Там даже шишки настоящие имелись. Восторг!

Игрушки часть купили, часть Мотя извлекла из каких-то непонятных мне недр, а немного принесла новая кухарка, смешливая пышечка Аня.

– Вот, у меня в наследство достались! – торжественно внесла она коробку. – Рука не поднялась выкинуть. Как чувствовала: пригодятся. Мне будет приятно, если они найдут место на такой красивой ёлке.

Место нашлось. Потому что мы наряжали ещё ель на улице. Я даже не замечала. Их, оказывается, несколько высажено.

– Настоящие голубые ели! – улыбалась Мотя. – Ну, чуток не выросли, но когда это нас останавливало?

Никогда. Она права. Мы выбрали ту, что ютилась справа возле входа. Немного грустненькая и хиленькая. Может, поэтому мы на ней и остановились.

– Вот, принарядится, взбодрится, да как пойдёт в рост! – тараторила Аня. – Вы не думайте, вроде бы стоит себе палка с корнями, а ведь чувствует всё!

Мы не думали. Нам всё нравилось. Чертяка крутился под ногами, обтирал хвостом и наши ноги, и всё, до чего дотягивался. Он растолстел, чёрная шкура лоснилась, усы топорщились – писаный красавец! А главное – любит меня. Это очень важный момент, который грел сердце, что никак не хотело оттаивать.

Аня оказалась очень проворной и деятельной. Она помогала нам дом украшать. Не сговариваясь, мы остановились на первом этаже. На второй по молчаливому согласию и не заходили.

– Гирлянды! – радовалась кухарка и ловила неодобрительные, слегка ревнивые взгляды прислуги, что искренне считала, будто она их хлеб отбирает. Но работы хватало всем: в доме генералили, мыли окна, чистили столовое серебро (и такое здесь имелось), натирали полы до блеска, заставляли сиять все поверхности.

Аня, кстати, готовила неплохо. Мотя была слишком строга к ней. Может, её блюдам не хватало изысканного мастерства, как у Лии, но Аня быстро училась, ловко пользовалась интернетом и неизменно стремилась нас порадовать чем-то новеньким.

– Ты на неё благотворно влияешь, – ворчала Мотя. – Да ты на всех так действуешь, не замечала? От тебя они, словно от батарейки, заряжаются. Света в тебе много, Ника. А Стефан дурак. Как есть дурачище твердолобый.

О Неймане я говорить не хотела. Бесед Моти о нём не поддерживала. Старуха вздыхала и качала головой.

Двадцать восьмого декабря я проснулась рано. Прислушалась к себе. Нет, ничего особенного не чувствую. Всё, как всегда.

Дом ещё дремал, когда я прокралась в комнату, где стояла ёлка. Вдыхала запах хвои, трогала руками игрушки, включила гирлянды. Все. Они разные. Я специально такие заказала.