Я не стала думать над его словами. Просто запомнила их. Поняла, что не стоит строить иллюзий, чтобы однажды не оказаться очередной Лией, которая грезит и сочиняет несуществующую реальность, мечтая однажды вернуть его. Он не возвращался. Уходил всё дальше, по одному ему известному пути.

Мы лежали в тишине долго. Не знаю, кто потянулся из нас первым. Может, ни он и ни я. Просто соприкоснулись руками, обожгли друг друга, чтобы вспыхнуть, как сухой порох, взорваться подавляемыми эмоциями, у которых был лишь один выход – через тело, что жаждало любви, пусть даже такой, примитивно-плотской.

– Девочка моя, – выдохнул он, когда после жадных поцелуев и неистовых ласк наконец-то добрался до главного.

Ему нравилось обладать. Он умел растягивать удовольствие. Но в миг, когда входил в меня, становился другим. Мне казалось: он нуждается во мне. Ни в ком другом. Не просто в доступном теле.

Лицо у него беззащитное. Он позволял мне увидеть себя таким. И я принимала его дар, больше ни о чём не спрашивая. Может, потому что впадала в зависимость от неизвестного никому Неймана. Хотела ещё и ещё любоваться его если не открытостью, то возможностью заглянуть за дверь, которую он запирал на миллионы замков и бронировал так, что, наверное, даже слишком искусным умельцам не под силу было вскрыть этот слишком заковыристый и практически недоступный сейф.

Во второй раз мы поссорились дней за десять до Нового года.

Стефан снова был напряжён, количество охраны вокруг меня зашкаливало и, как всегда, он ничего толком не объяснял. Я только понимала: что-то происходит, словно кольцо сжимается, как на войне.

Вряд ли это касалось меня, но по каким-то своим личным причинам Нейман предпочитал, чтобы я охранялась как особь королевской крови, не иначе.

Я снова почти перестала выходить из дома и под конец недели взмолилась:

– Давай куда-нибудь выйдем, пожалуйста. Хоть в кино. Я больше не могу так!

Это был глупый спонтанный выброс эмоций. Нейман и кино – несовместимые вещи. Может, поэтому он улыбнулся. Стефан редко улыбался, и каждый раз это случалось неожиданно, словно удар под дых.

– Бедная моя девочка, – сказал он, обнимая меня. – Есть идея получше. Мы пойдём в ресторан. Ты и я. Прости, что мало уделяю тебе времени. Есть дела, которые требуют моего внимания и присутствия. Надо немного потерпеть. Скоро всё наладится, обещаю.

Он никогда ещё не был так откровенен и обещаниями не разбрасывался. А тут его словно накрыло. Для меня это была вспышка какого-то невероятного счастья. И эта его откровенность, и тёплые слова.

Он часто говорил мне что-то будоражаще-интимное, когда мы бывали близки. Но то, что говорится в постели и вне её – совершенно разные вещи.

Всё, что он говорил во время секса, я воспринимала как должное. Это был другой мир в какой-то недоступной для всех параллельной реальности. Там я верила каждому его слову и была именно такой, как он хотел: его девочкой, желанной и раскованной. Мы были на равных. Не понять, кто брал, а кто давал. В постели у нас всё было честно. И никаких тайн.

А всё, чем он делился просто так, будило во мне невероятную радость. Словно в глухое ненастье непонятно откуда выглядывало солнце и утихомиривало разгулявшуюся непогоду.

Иногда я жалела, что мы не могли быть друг с другом откровенными до конца. Но, может, именно это и сохраняло некий баланс, равновесие, что не давало нам соскользнуть в пропасть, упасть с тонкой ветки, на которой мы отчаянно пытались удержаться, не имея абсолютно никакой страховки.

Был один несомненный плюс: с Нейманом я могла быть собой. За исключением тщательно скрываемых тайн прошлого. Мне наконец-то понравилось быть девочкой.

В тот вечер я прыгала, как будто мне пятнадцать, визжала от радости, лихорадочно рылась в платьях, выбирая что-то достойное. Нейман наблюдал за мной снисходительно, но в глазах его светилась тёплая улыбка, что согревала и подхлёстывала меня почище адреналина.

Не знаю, как он выбирал такие места: спокойные, немноголюдные, дорогие, но уютные, где звучала живая музыка, а на столах стелили белоснежные скатерти изо льна и ставили толстые свечи в витых подсвечниках.

Кормили тоже – выше всяких похвал.

Я любила ходить с Нейманом в рестораны. Не из-за «статуса», а потому что мне нравился полумрак, голос певицы или певца, будоражил антураж и – самое главное – я обожала наблюдать за Стефаном.

Конечно, полюбоваться, как он ест, я могла и дома. Мы часто ели вместе. Но в таких местах внутри меня просыпался романтик, который сочинял трогательные истории. Глупые, наивные, девчачьи. Я позволяла себе это. Именно в таких местах и потому, что это случалось очень и очень редко. Подобные фантазии – своеобразный десерт, который перепадал по большим «праздникам». Таким вот, как в тот день.