Несмотря на собственноручно данное отрицательное прозвище, мы уважали мистера Делира, а некоторые девчонки вообще были готовы вешаться ему на шею. Образ строгого и неподкупного ментора вызывал у них аморальные ассоциации, но сам он в упор не обращал внимания на попытки строить глазки.

Надо бы поздороваться.

Я обратилась к самой себе, пытаясь собраться с духом.

В этом же нет ничего плохого?

Впервые за несколько месяцев я решилась добровольно подойти к кому-то и заговорить первой. К тому же было приятно видеть в Атермонте хотя бы одно знакомое лицо помимо лучезарной мордашки Марго. Был в этом и другой интерес. Писатель, профессионал одним своим присутствием мотивировал меня погрузиться в усердную работу над книгой. А может быть, он когда-нибудь оценит и мою рукопись, и даже даст рекомендацию в местном издательстве…

Что-то меня совсем занесло.

Так и не положив книги, я снова прижала стопку к груди и сделала несколько шагов к столу, где сидел мистер Делир. Оказавшись рядом, я почтительно замерла в ожидании, когда он обратит на меня внимание, но, к сожалению, писатель был полностью поглощен чтением. Момент был неподходящий. И всё же отступать было неразумно. Воспользовавшись ситуацией, я наконец рассмотрела преподавателя вблизи, пока не мешало ответное наблюдение.

Мистер Делир был гармонично сложенным брюнетом лет тридцати. Он был очень высок, хотя в положении сидя это ощущалось не столь явно. Впрочем, за весь год мне так и не довелось постоять рядом, чтобы почувствовать разницу. Я привыкла сидеть в глубине лектория, в отдалении, не высовываясь и довольствуясь позицией стороннего наблюдателя.

В Академии он носил рубашки и вообще придерживался делового стиля, идеально сочетая одежду, отточенность движений, ровный тон голоса. Увидев теперь лектора в футболке и джинсах, я напрочь сломала выстроенную за год систему, хотя как ещё одеваться в такую жару? Не в шортах – и то хорошо.

Лекции мистер Делир вёл неспешно, порою и вовсе замолкая. В такие минуты сквозь его отстраненный безэмоциональный вид просачивался усталый взгляд одинокого художника. Длинноватые волосы и аккуратная короткая борода удачно подчёркивали творческий образ, делая писателя узнаваемым, как борода и водолазка – Хемингуэя, как нос и стрижка – Гоголя.

Мистера Делира нельзя было назвать красавчиком. В его внешности проступало что-то странное и нескладное, но именно это в итоге и привлекало внимание, побуждая подолгу рассматривать черты его лица и ломаные линии позы. Сейчас он выглядел даже более сурово и сосредоточенно, чем обычно, изучая исписанный красным блокнот, лежащий на столе.

Внутри зародилось сомнение. Стоит ли обратиться прямо или, может быть, кашлянуть? Помахать рукой? Это, пожалуй, было бы слишком. Мне не хотелось отвлекать его. Я молча помялась в паре метров от мистера Делира, и ноги сами развернули тело на сто восемьдесят градусов, понеся прочь.

– Раз уж вы подошли, потрудитесь изложить, зачем? – послышался знакомый, хорошо поставленный голос за спиной.

Остановившись, я обернулась. Мистер Делир смотрел на меня чуть исподлобья, придерживая страницу смуглой ладонью. Левая кисть расслабленно лежала на столе. Между неподвижными пальцами пригрелась тяжёлая ручка. На острие пера зависла мысль, и мистер Делир выжидающе замер, стараясь её не упустить. Я замялась.

– Извините. Я не хотела вас отвлекать.

– Тем не менее, вы меня отвлекли, – точно подметил он. – Есть какая-либо уважительная причина для этого?

От нервов слова вылетали изо рта быстрее, чем я успевала осознавать, что говорю:

– Я учусь в Академии Билберри, где вы преподаете нам литературу, мистер Делир. Теорию литературы… Я хотела просто поздороваться. Подумала, что невежливо узнать вас здесь и сделать вид, что мы незнакомы. Я не буду вас больше задерживать. Еще раз прошу прощения.

Не знаю, заметил ли он, но после такого сухого речитатива у меня затряслись руки. Выпалив всё на одном дыхании, я отвернулась в надежде слинять, но мистер Делир медленно и спокойно обратился ко мне. Пришлось посмотреть на него опять – взгляд его вечно усталых пронзительных глаз, переполненных хмурой морской глубиной, стал беспечным и расслабленным.

– Послушайте… Как вас?..

Я моргнула. Состояние ступора накатило немного не вовремя. Не ожидала, что при личном общении он окажется таким… строгим? Чопорным? Снобом?

Разумеется, он не помнит, как меня зовут – сколько у него студентов на потоке? Сто? Двести? Даже зачёт мистер Нет умудрился свалить на коллегу. Тогда пришлось отвечать на вопросы, что не имели ничего общего с лекциями Делира. Не потому, что ответы расходились с нужными темами, а потому, что экзаменатор ожидал услышать прямое цитирование заданного материала, хотя Делир всегда учил нас мыслить широко и творчески. Вот и вышло, что половина потока поплыла в оценках. Не особо мы ему сдались.

Я ухмыльнулась про себя, но, похоже, мистер Делир уловил отголосок этой усмешки. Выражение его лица стало жёстким. Я поспешила представиться:

– Алекс.

– А фамилия? – неотзывчиво спросил он.

– Саликс.

– Даже в рифму… Мисс Саликс, вы здесь по какому поводу?

Проигнорировав едкий комментарий, я перенесла тяжесть стопки на одну руку и по привычке заправила прядку волос за ухо. Оно оттопырилось. При всей ненависти к торчащим ушам, вытаскивать всё обратно теперь было бы глупо. Я крепко обняла книги.