– Понятно.
– насмешливо прервал Слава.
– Через постель чужих жен - к звездам?
– он хмыкнул презрительно.
– Тошная работа.

– Не хуже любой другой.
– обидчиво ответил Альфред Викторович.
– И не обязательно постель чужой жены. Я бы сказал, что это даже неправильная и ошибочная дорога. Ты не усекаешь, что женское влияние в обществе России тысяча девятьсот девяносто восьмого года - сильно возросло. Наши дамы подбираются к ключевым позициям в бизнесе, достигают успехов даже порой много быстрей, чем мужчины. Это, конечно, конгломерации других женщин, жестких, беспощадных, но поверь, при всем при том, прибор между ног у них остался тот же , что и тысячу лет назад и им по-прежнему требуется мужское внимание, утехи и требуется совсем немного, чтобы проявить и пробудить в них первородное, непреходящее начало!

– Сложная наука.
– хмыкнул Слава.

– Да ничего сложного!
– заволновался Альфред Викторович.
– Немного прошлифуешь свои манеры, найдешь свой правильный имидж, скорее всего романтического юноши! К онечно,приоденешься как подобает, или наоборот изобразишь бедного студента, мы это быстро отработаем!

Слава обрезал решительно и брезгливо.

– Я уже вам сказал, как отношусь к этому делу. Плевал я на баб.

– Никто не требует от тебя страсти и чувств!
– загорячился Альфред Викторович.
– Ты же собираешься быть актером! А я им давно стал - на своей сцене! Это тоже самое, только с большим результатом! Ты меня прости, но ты просто дурак, когда закапываешь свой природный талант в землю, а сам собираешься пахать и потеть на бесплодной театральной сцене! Даже в самом лучшем случае успеха ты добьещся через многие годы!

Слава спросил грубо.

– Так ты, получается, всю жизнь и прожил этим... Альфонсом?

– Пошлое выражаешься, Слава.
– поморщился Альфред Викторович.
– Я помогал одиноким женщинам понять радости жизни, дарил им...

– Жил за их счет, да?
– засмеялся парень.
– А когда убегал, то и обворовывал потихоньку?

– Как тебе не стыдно?!
– сфальшивил в возмущении Альфред Викторович, а тот захохотал ещё громче.

– И у тебя хватило терпения, Альф, возится с бабами всю жизнь? И как это они не собрались до кучи и яйца тебе не оторвали?

Альфред Викторович остановил машину на красном свете светофора, дождался зеленого, тронулся и только тогда сказал.

– Великий драматург Бернард Шоу как-то сказал: "Счастлив тот, кого кормит его любимая работа". Ничего более любимого у меня не было. И я счастлив. Если сейчас в нас врежется трейлер и настанет последняя секунда жизни, то я успею подумать: "Жизнь удалась." А ты не придешь к этому убеждению, коль скоро всю жизнь будешь в заштатных театрах играть роль лакеев. Я тебе предлагаю путь абсолютно надежный.

– И что для этого надо?
– в голосе парня не прозвучало интереса, он своего дармового счастья категорически не понимал.

– Для тебя - почти ничего.
– терпеливо начал толковать Альфред Викторович.
– Научись только в самой маленькой степени применять свой талант. Не надо набираться ума, годами получать образование, наращивать мускулы, долго осваивать профессию. Тебе достаточно, как мраморной статуе, стоять в нужном месте и этого хватит, чтоб ты имел свою пользу.

– Ну да!
– скривился парень.
– А потом ещё в постели трудиться. Тоже мне - занятие.

Комаровский опять возмутился.

– Трудиться! Нашел слово! В этом творчестве все очень просто. Женщины любят сладость, а ещё больше - боль! Просто сами этого не понимают. Кусай грудь, отрывай уши, засовывай банан в задницу и передницу, если своей морковки не хватает! Не думай, что они этим оскорбляются. Если и не понравится, то скажет, а никаких обид, не будет, могу тебя заверить. Короче говоря, побольше думай о ней в эту минуту, поменьше о себе, и все пройдет по высшему классу.

– Мне от вашей науки блевать хочется.

Комаровский ответил с мужеством философа.

– Каждая профессия имеет свои неприглядные стороны.

– Ладно.А вы? Что вам с этого?
– он все ещё перескакивал с "ты" на "вы" и Альфред Викторович понимал, что в сознании мальчишки его образ Комаровского, то отражается с почтением (хотя бы к возрасту), то низвергается в грязь презрения - старый альфонс, бабник, ничтожный мужик.

– Обо мне речи сейчас нет. Просто я предлагаю тебе работать в паре.... Ты же пойми, я тебя введу в высший Московский свет, у меня такие знакомства, такие связи! Ты будешь вхож в такие дома, куда охрана не подпускает простых смертных за квартал!

Но Славу, судя по всему, никакие соблазны не пробивали. Парень был сам по себе и шкала жизненных ценностей у него была иной. Комаровский закончил уже без всякой надекжды.

– Мы можем многого добиться...

– Ты просто испугался, что на тебя повесят этот труп!
– ехидно засмеялся Слава.
– А я, уж извини, рядом с этим мертвяком ни лежать, ни сидеть не желаю! Выкручивайся сам, как можешь.

– Но ты же видел и знаешь, что я его не убивал!
– едва не заплакал Альфред Викторович.