— У тебя есть деньги? Какие-то накопления?

— У меня есть голова на плечах и руки, которыми смогу работать, — заявила она упрямо. — Как-нибудь справимся.

Я тяжело вздохнул. Денег у Ирины не было. Но вдруг проснулась гордость, которой ей столько лет не хватало.

Закончив разговор, перевел средства на ее банковскую карту. Их хватит на первое время. Речь шла о моих племянницах, и их судьба меня тревожила.

Через минуту Ира прислала короткое сообщение: «спасибо».

А еще через пятнадцать минут, я все-таки добрался до больницы.

Влетев в приемный покой, сразу заметил Феликса и маму. Она безмолвно плакала на его груди. Подошел и обнял женщину. Она не была мне настоящей матерью, но родную, я даже не помнил.

— Как он, — спросил у брата про отца.

Тот неоднозначно повел плечом и взглядом показал, что нам нужно поговорить наедине. Да, нам действительно это было нужно.

Мы усадили маму на лавку, и я принес ей воды. Когда она перестала плакать и уставилась бездумным взглядом вдаль, смогли оставить ее ненадолго.

— Черт, вот никогда я не питал особых чувств к этому тирану, а сейчас как-то горестно, — выплюнул Феликс, как только мы отошли от матери достаточно далеко. — Даже не верится, что он может умереть. Я всегда считал его бессмертным.

Феликс опустился на металлическую лавку, я сел рядом. Так мы видели маму, но она не могла нас услышать.

— Как думаешь, отец оставил все Давиду? — начал я издалека.

— Вряд ли, — брат неуверенно пожал плечами. — Отец знает, что мы с Соней ждем сына.

— А у Давида уже есть сын, — я горько усмехнулся, наблюдая за реакцией Феликса.

Он выпрямился. Посмотрел на меня с недоумением… даже с раздражением. Посчитав, что я могу шутить в такой момент нашей жизни.

— Та девушка… — выдохнул я, начиная слишком печальную историю. — Которую изнасиловал наш брат. Она родила мальчика. Давид развелся с Ирой. Хочет жениться на этой девушке, и у него уже есть наследник.

— Черт, ты серьезно? — скривился Феликс. Хотел вскочить с лавки, но вовремя заметил пристальный взгляд матери. Стерев с лица все эмоции, заговорил спокойно:

— Когда, блин, это произошло? Давно ты вообще знаешь? И почему не сказал мне?

— Потому что у меня все было под контролем… Пока отец был в добром здравии. А теперь все очень плохо.

— Хорошо, давай сначала, — попросил брат, теряя терпение.

Я знал его слишком хорошо. Понимал, что он готов выйти из себя, потому что обладал весьма взрывным характером. Надеялся, что счастливая жизнь с красавицей женой, его изменит. Но люди редко меняются.

— Герман, у тебя есть что мне рассказать? — наседал Феликс.

И я рассказал ему все, что случилось за последний месяц. О Дане, ее беременности, родах, сыне Марке… Рассказал о том, что ее нашел Давид. О нашем разговоре в его доме… А подводя черту, поведал брату о том, что люблю Богдану и сделал ей предложение. Не потому что хочу таким образом защитить от Давида. А потому что хочу провести с ней всю жизнь.

Феликс смягчился. В его взгляде блеснула нежность, какой раньше никогда там не видел. И я тут же взял свои слова о том, что люди не меняются.

— Дело дрянь, — покачав головой, отрезал брат. — Единственный верный способ остановить Давида, это заставить его отвечать за поступки.

Мой брат думал в правильном направлении. Я и не предполагал, что он сам это предложит. У нас была улика, способная посадить Давида в тюрьму. Настолько неопровержимая, что те средства, которые он сейчас имел, не смогли бы помочь ему избежать срока. А вот средства отца, вполне могли помочь. Нужно было действовать очень быстро.

— Где видео? — спросил у Феликса, надеясь, что оно все еще у него. — Ты же его не уничтожил? — почти взмолился.

Десять месяцев назад, младший брат его жены Сони, вломился в загородный дом Давида. Мальчишка под влиянием друзей, искал легкой наживы. А наткнулся на хозяина дома. Снял на телефон то, что произошло с Даной, а потом сбежал… Правда, наделал много шума, благодаря которому Дана тоже смогла сбежать.

— Да, видео все еще у меня, — как-то отчаянно выдохнул Феликс.

Посмотрев на него, понял, что его сжирают те же противоречия, которые сжирали меня до недавнего времени. Я никогда не хотел вредить кому-то из членов семьи. Тем более призывать к этому закон. Но сейчас Давид не оставил мне выбора.