— Дело в том, — начала, набрав в лёгкие воздуха. — Что я решила усыновить мальчика… — продолжила, пока не передумала. — Но возникли трудности. Его мать живёт в том районе. Я к ней ходила, а эта малышка, она… получается сестра Ванечки. Она заплакала… потом я обнаружила, что она больна. Я сама не поняла, как всё произошло. Схватила ребёнка и побежала… — быстро, но путанно выложила ему всё, как на духу, боясь смотреть в мужские глаза, которые прожигали меня насквозь.

— Ты решила усыновить ребёнка, — процедил он, отводя от меня взгляд. — И я узнаю об этом только сейчас, — подытожил он, сухо. Не спрашивая, а констатируя факт.

Из его уст это звучало как предательство, но по факту это было вовсе не так.

— Я не хотела тебя напрягать, — стала объясняться. — В конце концов, это моя жизнь, Сладких!.. А у тебя есть своя… бьющая ключом… я в состоянии разобраться во всём сама. Тебя это не должно касаться!

Хотелось донести, что мои проблемы не должны усложнять ему жизнь, что я справлюсь сама, но вышло как-то совсем скверно, в чём я тут же удостоверилась.

— У тебя своя жизнь, говоришь? — могла поклясться, что в этот момент в его руке хрустнул ключ от автомобиля. — Не должно касаться?..

Боже… что мы оба несём? Происходил какой-то абсурд, не меньше.

Мы не так друг друга поняли… Путаница произошла, и виновата была в этом я.

— Лев! Не надо! — затрясла головой, сглотнув ком в горле. — Прошу тебя… не усложняй. Чёрт! Я совсем не то хотела сказать.

Но друг больше не произнёс ни слова, а молча повернулся ко мне спиной и пошёл к своей машине. Запрыгнул за руль, завёл мотор и что есть мочи ударил по газам, заставляя чёрный танк скрипеть покрышками.

Глава 17.

Это конец. Он меня никогда не простит. Зачем я так сказала? Что вообще за бред слетел с моего языка?

Подрагивающими пальцами прикоснулась ко лбу, а потом, прикрыв ими рот, всхлипнула.

Слёзы вмиг брызнули из глаз, обжигая веки.

Лев… Что я наделала? Нет, мне надо его вернуть. Объяснить…но ноги подкосились, и я стала медленно опускаться на землю.

— Девушка, с вами всё в порядке? — раздался женский голос за спиной, а сильные руки схватили меня за плечи. — Тише… вот так, — поднимая меня снова на ноги, произнесла незнакомка.

Разглядев сквозь пелену слёз женщину в белом халате, попыталась ей кивнуть.

В порядке? Ни черта я была не в порядке. Лучший друг, который был со мной рядом столько лет, ушёл… и возможно, теперь никогда не захочет со мной иметь что-то общее.

Жестокое предположение больно резануло по сердцу. Обожгло душу, заставив поморщиться и снова прикрыть глаза.

— Идём, — взяв под руку, женщина медленно повела меня за собой в сторону здания. — Сейчас Лидочка накапает тебе волшебную болтушку из пустырника и валерианы, вмиг отпустит. Нуу… полно, милая… не плачь…

Чем больше она говорила и успокаивала меня, тем сильнее я начинала рыдать. И как бы я не пыталась успокоиться, у меня не получалось. Не обращая внимания на то, куда меня ведут, просто по инерции передвигала ногами. А чего уже бояться? Разве может быть что-то хуже того, что уже случилось?

— Лидок, пойди сюда, — окликнула кого-то женщина, когда мы оказались в каком-то отделении. — Тут девахе совсем худо сделалось.

Всхлипнув, я присела на кушетку и посмотрела на помогающую мне сердобольную даму преклонных лет. Грузная, небольшого роста, в белом халате, как и весь медперсонал, снующий поблизости. Она пыталась мне помочь, совсем не зная, что со мной. Не задавала лишних вопросов. Просто от души. И… так неожиданно.

— Спасибо вам, — выдавила из себя, стирая влагу со щеки. — Я уже в порядке. Сейчас лучше.

Женщина присела рядом и похлопала ладонью по моей руке. По-матерински.

— Больно? Раз так, то плачь… не сдерживайся, — сказала она, на меня глядя. — Порой душа может болеть пуще, нежели тело. Я уж знаю. Многое повидала.

Её мудрость проникла в самое мое сердце. Сколько раз я слышала что-то подобное от коллег, когда они говорили это своим «тяжелым» пациентам. Но… только сейчас я поняла, насколько это высказывание было верным.

Мое тело было абсолютно здоровым, но душа настолько истерзана, что хотелось выть и кричать в голос.

Вначале Ванечка, потом малышка Леночка, а теперь… мой друг Лёва.

Мысль о потере последнего причинила боль больше всего. Раньше, когда между нами была тишь да гладь, не могла вообразить, что почувствую что-то подобное. Насколько мне станет горько… невыносимо тяжело.

Но, испив глоток из этой скорбной чаши, я поняла, что мне она совсем не по нраву.

Я должна сделать все, чтобы он меня простил и наши отношения стали прежними.