– Слушаю, Дим, – ответила я.

И услышала в ответ:

– Это не Дима. Если хотите застать его живым, приезжайте в больницу Склифосовского. Он очень хочет Вас видеть.

Солнце за окном стало моментально чёрным, рабочая круговерть тут же отступила на второй план. Схватив свою сумочку с документами, я на негнущихся ногах вышла из своего кабинета, зашла к своему заместителю и, открыв без стука дверь, цепляясь за косяк, хрипло выдохнула:

– Лёшенька, мне надо уехать. Очень срочно. Потом всё объясню. Сейчас подстрахуй, пожалуйста. Документы на согласование у меня в компьютере на открытом экране. Доведи до конца. Хорошо?

– Алина Викторовна, Вам нехорошо? – тот поспешно высочил с места.

– Лёшенька, всё хорошо. Просто уехать надо. Потом всё объясню. Вот ключ от кабинета, дверь открыта, потом, когда будешь уходить, запри, – я впихнула в руки своего зама ключ с брелком и, не слушая его сентенции, что на мне лица нет и надо, наверное, «скорую» вызвать, поспешила на выход.

У выхода я поняла, что сесть за руль смогу вряд ли, и вызвала такси. Таксист по моему лицу и названному адресу понял, что с разговорами ко мне лезть не надо, и на просьбу «побыстрее, пожалуйста», молча втопил газ. Выходя из машины, я пихнула ему в руки купюру и хрипло проговорила: «Сдачи не надо. Спасибо».

– Пусть всё хорошо будет, – сказал он.

Я кивнула и пошла к входу в приёмный покой.

Всё, что было дальше, походило на страшный сон. Сначала меня не хотели пускать, потом пустили внутрь больницы, но не пускали в реанимацию. А потом, наконец, я поймала хирурга, который принимал Диму, и как выяснилось, именно он позвонил мне. Сначала он мне сказал, что шансов у Димки один на миллион выкарабкаться. Поскольку с такими огнестрельными ранениями обычно не выживают, но если какое-то приспособление, в нервах я забыла какое, использовать, шансы возрастут. У них его нет, но можно заказать, правда, это дорого и может быть всё равно бесполезно. Я сказала: «заказывайте, я всё оплачу». Он назвал сумму и номер карты. Я вознесла хвалу всем возможным богам, что имела на счёту такую сумму, и без раздумий, перевела на указанную мне карту. Он сказал, что пошёл обо всем договариваться, операция будет как только привезут эту штуку. После чего провёл меня в реанимацию к Диме.

Дима лежал бледный, с закрытыми глазами, на высокой то ли кровати, то ли столе, опутанный проводами и какими-то трубками. Я несмело подошла и взяла его за руку.

Он вздрогнул, открыл глаза и видимо не сразу узнал меня в халате, шапочке и маске, но потом по взгляду, наверное, понял, что это я, и через силу улыбнулся.

Я сильнее сжала его руку и, наклонившись к нему ближе, прошептала:

– Димочка, ты должен выкарабкаться, пожалуйста, ради меня. Я согласна стать твоей женой, лишь выживи, пожалуйста. Хорошо?

В романтическом фильме он бы, наверное, обязательно мне ответил. А тут, лишь головой дернул и отключился.

Аппаратура тут же тревожно запиликала, и меня выставили из реанимации, а потом и вовсе попросили выйти из больницы в приёмный покой. Мол пациента готовят к срочной операции, мне всё сообщат, как только будет хоть что-то известно.

Сначала я сидела там, потом вышла и бесцельно бродила вокруг забора больницы, потом вообще пошла бродить по близлежащим улицам.

Куда я шла, я не знала. Просто шла, потому что сидеть в приемном покое и чего-то ждать было выше моих сил. Я сделала всё, что в моих силах, теперь лишь ждать. И тут я увидела храм. Двери его были открыты, и я почувствовала, что это место силы, если Вы понимаете о чём я. Я медленно поднялась по ступеням.

– Куда с непокрытой головой? – окликнула меня строгая продавщица церковной лавки.

Я подошла, пристально посмотрела на неё и едва слышно спросила:

– У Вас платки есть?

– Нет, – качнула она головой, причём уже с явным сожалением. Мой вид, похоже, вызвал сочувствие.

Я положила перед ней крупную купюру:

– Примите пожертвование и помогите мне, если это возможно.

Она молча полезла куда-то сбоку от своего стола со свечками, достала свернутый шарфик, протянула мне и проговорила:

– Будешь уходить, верни.

– Спасибо. Обязательно, – кивнула я.

– Свечки возьми. Какие хочешь? – спросила она.

– Нет наличных денег. Последняя купюра была. Извините. – надевая на голову шарф и отходя от прилавка, сказала я.

– Любые бери, из пожертвования вычту. Бери, бери. Тебе надо, – остановила она меня.

Я вернулась, посмотрела на свечи, потом указала на самую толстую:

– Эту можно?

– Можно. И ещё можно. Любые бери.

– Спасибо, мне лишь одну, – проговорила я и прошла внутрь храма.

Там я зажгла свечу и в задумчивости постояла у одной из икон, потом почувствовала как меня потянуло в другую сторону, прошла чуть левее и замерла, ощутив, как накатило чувство потока. Я прикрыла глаза и, сжимая свечу в руках, внутренне взмолилась не забирать отсюда Димку. Нужны ведь здесь такие светлые люди. Бесхитростные, честные, желающие жить на благо других.

«Он нужен здесь, нужен», – безмолвно твердила я, посылая свою вибрацию во Вселенную.

Ответ пришёл достаточно быстро. Я увидела его столь чётко, что сердце испуганно сжалось, поскольку одновременно я увидела две картинки из которых мне предстояло выбрать: я везу Димку в инвалидном кресле, и я оплакиваю его гроб.