И это было ужасно смешно.

Я хохотал, когда в покои своей единственной дочери ворвался Советник. Ох, до чего же уморительно белым он стал! Мой отец тоже вскоре вошёл, вслед за ним вбежала и мать. Увидев подвиг первенца, увековеченный в камне, она с кулаками бросилась на меня. От безудержного хохота уже болел живот, сводило скулы, но перестать смеяться было невозможно.

Отец отвёл меня в камеру сам.

Следующие месяцы я воспринимал сквозь пелену абсолютного равнодушия.

Мать меня вообще не навещала, словно второго сына у неё никогда не было. Не удивительно, ведь я убил её любимчика. Это ведь с её негласного одобрения брату можно было забирать у меня всё, что угодно. «Он — Наследный Принц», — с придыханием говорила она. Именно она настояла, чтобы брат переехал в мои покои, едва он этого захотел, а потом обратно, когда они ему надоели. Именно она распорядилась, чтобы я взял на себя его обязанности в Суде — ведь ему предстояло нести нелёгкое бремя правителя, поэтому сейчас требовалось больше времени на развлечения. Именно она устраивала браки обесчещенных им лалар, деньгами, угрозами и шантажом затыкая рот их родственникам. Именно она заставила меня поверить, что одним фактом своего рождения я бесконечно что-то должен другим.

Я не понимал, почему тянут с моей казнью. Совершённое мною преступление по закону каралось смертью. Во все времена. Если это была пытка, то весьма изощрённая: месяц за месяцем я был вынужден страдать от воспоминаний и злости, ожидая казни. Зато я научился тому, чего не умел с самого детства, — ставить свои интересы выше интересов других. Даже на допросах я упирал на то, что не помню, как и что сделал, настаивая, что в момент убийства мой разум был помрачён. Видимо, это и сыграло решающую роль. Если изначально казалось, что меня могут пощадить, то теперь думалось, что я сделал лишь хуже. Пожизненное заточение ужасало сильнее, чем быстрая смерть.

— Приветствую тебя, Танарил, — вошёл в камеру отец.

Он навещал меня довольно часто, хотя говорить было не о чем.

Я видел, как он сдал за последние полгода, но изменить прошлое никто уже не в силах. Хотел бы я его изменить? Да. Никакая женщина не стоила моей свободы и жизни. Я не должен был убивать брата. Мне следовало развернуться и уйти, оставив эту лживую шлюху Ланадриэль на развлечение брату. Уехать из Великого Леса. В конце концов, я молод, хорош собой, одарён магией и получил прекрасное образование. Да, я отомстил брату за все обиды, за каждую отобранную и сломанную вещь, за соблазнённых невест и растоптанную любовь. Стало ли мне от этого легче? Нет.

— Приветствую тебя, отец, — ответил я.

— Сегодня тебе вынесен окончательный приговор, — отец сжал губы. — Пожизненное изгнание без права возвращения в Великий Лес.

Не веря своим ушам, я переспросил:

— Изгнание? Не казнь? Не заключение?

— Изгнание. Я многое отдал за то, чтобы спасти тебе жизнь, сын. Я виноват перед тобой. Я видел, насколько избалованным и испорченным рос твой брат, но так и не решился преподать ему серьёзный урок. Ты же знаешь, как долго и отчаянно мы ждали его появления на свет… Я был недостаточно строг с ним. Избаловал одного сына и из-за этого лишился двоих, — отец отвернулся к каменной стене, справляясь с эмоциями.

— Мать не придёт? — без особой надежды спросил я.

— Нет. Она считает, что ты должен был уступить Ланадриэль брату. Мы бы даже смогли устроить их брак, если бы кто-то из вас троих рассказал о том, что происходит, — с горечью ответил отец.

— Не думаю, что она нужна была ему в качестве жены… — усмехнулся я.

— Ты должен был прийти ко мне! — отец резко повернулся и сжал кулаки. — Я бы принял меры, лишил бы его титула, наконец! Чаша моего терпения и так была переполнена!

— Теперь этого уже не изменить. Я был настолько глуп, что позволил себе по-настоящему полюбить женщину. Больше я такой ошибки не совершу. Сейчас, когда я думаю об этом, то не понимаю, как я вообще мог быть так слеп? Она же играла мною!

— Не все женщины одинаковы, сын. В другой мир ты придёшь без обязательств, и я от всего сердца желаю тебе найти своё счастье, — отец положил ладонь мне на плечо, и несколько секунд мы молчали.

— Когда? — спросил я.

— Сейчас.

— Какой мир?

— Этого я не знаю. Один из Основного списка. Выбор будет делать Советник. Это его право, как потерявшего дочь, — отец до боли сжал моё плечо и отвёл взгляд.

Значит, ждать хорошего не приходится. Это будет худший из обитаемых магических миров, пригодных для жизни и известных нам. Ну что же, лучше так, чем год за годом гнить в темнице.

Вслед за отцом я вышел на улицу. После полугода в камере даже воздух тут казался сладким. Отец передал мне внушительного размера рюкзак.

— Здесь золото, камни, артефакты, одежда и еда. То, что может тебе понадобиться в другом мире. Прощай, сын.

— Прощай, отец, — я крепко обнял его и вгляделся в родное лицо в последний раз, — и прости.

— И ты прости меня, сын. Будь счастлив.

Екатерина

За день до описываемых событий

С группой не сложилось с самого начала. Как я ни надеялась вписаться в новый коллектив, но всё пошло по старому, известному ещё со школы сценарию.

Сначала дали кличку — Сова. И если бы дело было только во внешности… Перед одной из первых лекций в аудиторию забежал мышонок. Девушки завизжали, парни начали его пугать и швырялись. Стало жалко крохотного пищащего от ужаса зверька, один из одногруппников его чуть книжкой не прибил. Я всего-то хотела выпустить его на улицу. Но когда меня угораздило его поймать и вынести из класса, по возвращении мне уже выдали прозвище. И спросили, вкусная ли была мышь.

В общем, уже третий год я была Совой. Одногруппники с удовольствием у меня списывали, даже звали в группы на практические занятия, но вне института со мной никто не общался. Девочки тут были другие, не такие, как я. Холёные, загорелые, красивые и уверенные в себе.