Шрифт:
Займусь подсчетами. По моему, ты окончил учебу именно в 1989. Значит, ты сразу после института и уехал. То есть не участвовал в наших "гремящих 90х". Вся твоя жизнь прошла в совершенно другом мире. Это для тебя замечательно. Потому что как плохо или по разному в чужих странах, но это все же не на твоей родине, у тебя на глазах распиливают заводы, воруют средь бела дня оборудование, лгут белыми нитками, и в спортивных костюмах управляют финансами. Не твои старинные знакомы превращаются в других людей. И когда сопоставляешь свою зарплату с действующими ценами, то понимаешь, что для тебя везде "закрыто". Это я пока о девяностых.
И эти девяностые оставлены нынешними временами просто далеко позади, как воспоминания о детском садике. Я всегда любила почитать, и книжка "Исповедь экономического убийцы" давно написана, и в ней все сказано о происходящем сейчас. Если бы на это смотреть со стороны, то можно было бы любоваться тупостью и невежеством, – дальше я вернулась на землю, – Пришли мне пожалуйста сноску на ютуб. С удовольствием посмотрю как ты работаешь кулаками.
– Очень интересно с тобой говорить. Но у меня сейчас полночь, осталось семь часов поспать. Я наверное буду уже хрюкать. Сейчас найду ссылку на ютюбе. ..Хм мм. . Наверное самое лучшее, если ты наберёшь в гугле netherman** и там будут ссылки на видео. Но это было давно. Одиннадцать лет назад.
– Спасибо. Посмотрела. Там три видео, и оба боксера в масках. Очевидно, ты был обут в красное.
– Да, поролоновые накладки на обувь – чтоб кости ударами не ломать. Я покрупнее, все таки на двадцать лет старше моего визави.
– Я в этом ничего не понимаю, и поэтому мне показалось, что вы очень мирно пинали друг друга чисто чтоб размяться
– Да, дружелюбно и вполсилы. Но в парке моему приятелю пришлось нелегко.
Переписка прекратилась, очевидно, за явным параллельным нахождением собеседников. Напоминаю, шёл 2016.
Опять вспомнила я о своём старинном знакомом только в декабре 2019.
Зима 2019/2020
Прошло почти четыре года с нашего последнего общения, я написала свою первую нетленку "Исповедь жены военного строителя", и с абсолютным прилежанием разослала её всем, кому можно было придумать. И Толика с чего бы я обошла стороной?
– Привет милая. Как поживаешь? – ответил он.
– Вот, написала повесть, предлагаю к чтению.
– Я обязательно прочту.
– Я буду благодарна . И за отзывы – отдельно, там сорок страниц.
– Уже читаю.
Потом его пропёрло:
– Я читаю. Заметно, что ты очень ранима и добра, свою уязвимость прячешь за иронией, я тебя помню. Почему ты решила написать? Мне очень трудно тебя читать. Никуда не деться от любви, от которой никуда не деться. Никуда не деться от того, что я вижу тебя через бинокль моей души. И ничего не знал, не мог и не сделал. Я – не самый лучший твой читатель. Но понимаю, как будто оголённым нервом каждое твоё слово, и даже, кажется – слышу твой голос.
– Надеюсь хоть у тебя все замечательно, – перевела я тему, потому что про "голос" просто так слышать не могу, всегда всплывает: "Голос его любовницы был тот же, что и в девяносто девятом году, перед открытием парижской выставки. Но, войдя в комнату и сжимая веки от света, Ипполит Матвеевич увидел, что от прокурорши не осталось и следа.
– Как вы изменились! – сказал он невольно. Старуха бросилась ему на шею".
– Я начала писать, – уже привычно отрапортовала я теперь ещё и Толику, после всех, спросивших об этом до него, – Потому что давно не работаю, и мне захотелось занять свой ум. Но я понимаю, что ограничена в темах. Попробовала разные, а эта вроде сформировалась в закругленную форму.
И я, наконец, отреагировала на его рассказы про "была великолепна" и "никуда не деться". Это в конце концов было уже смешно:
– Если я тебе нравлюсь, то можешь жениться хоть сейчас. Ну, или куда-нибудь пристроить моё сочинение на крайняк,– моя утилитарность всегда была двигателем к действию.
– На крайняк. У тебя такой мощный луганский говорок, шо я аж ховаюсь, прячу своего кутёнка, ем тормозок и вешаюсь на тремпеле. а вот жениться – это интересно.
Да нет у меня ничего , милая Гаянэ, – продолжал в своём духе Толик, – ни дома , ни кола ни двора. Только репутация и добрые друзья. Я живу по всему миру, с миром в душе и простым бродягой. Мне некуда привести жену. Возможно ты встречала таких как я. У меня даже Украинского паспорта не осталось, но есть Канадский.
– Родители твои как? – вернулся на лирическую ноту Толик, – Мама, Папа? Живы, здоровы? Помню их. Ваш дом был для меня – бродяги островком добра и любви.
Толик ушёл в глубокую лирику, но я ещё не всего Есенина прочитала, чтобы такое могло меня смутить или заинтересовать.
– Вот шикарно. Мне канадский паспорт замечательно подойдет, – по клавишам била уже только моя утилитарность: "сделай что-то, что бы в этом можно было поверить", – У меня любимые люди в США, и я бы смогла к ним так пробраться. Я сама такая же, как и ты. Хотела пойти работать, потому что у нас звездец творится, выслала за две недели сорок резюме, но мне лишь два раза ответили, что не готовы пригласить, – пятьдесят пять, и они дальше уже и не читают.