Шрифт:
А надо вам сказать, что долина реки Урал, почти от города Уральска и до Атырау – это самое гиблое место на земле. Даром что могучая река течет, но через триста-пятьсот метров от поймы в обе стороны – не степь и не пустыня, что-то такое почти мертвое, с чахлой травкой кустиками.
Отвлекусь по этой же теме. Нас, директоров, как- то собрали в горкоме, велели взять шефство над районами, мне досталась Казталовка. Это километров двести с гаком вниз по Уралу и далеко вправо – более богом забытого места не видел. И люди там под стать убитой солнцем и солью земле – маленькие, черные, кривоногие. У женщин – сплошь анемия. И так во всем, хотя впечатление у меня всего лишь разовое, от одной поездки. Подъезжаем, например, к акимату, а там, где положено, стоит статуя… пингвина. Подъехали ближе – нет, все-таки, вождь мирового пролетариата, но росточком как раз в две трети человеческого, к тому же пальтишком сзади упертый в постамент – для устойчивости. Издалека, да глазами приезжего – натуральный пингвин.
И там же видел Сталина… с автоматом. Ближе подъехали – нет, просто памятник солдату, но как-то сильно смахивающий.
И еще отвлекусь: город Уральск – единственный во всем социалистическом лагере областной центр, в котором Ленин перед обкомом указывал путь в коммунизм не правой рукой, а – левой. Потому что в каноническом варианте ему бы пришлось направлять коммунистов и беспартийных прямо в сохранившийся на той стороне площади христианский храм, хоть тогда и не действующий.
Это – сам свидетельствую. Говорят, где-то был еще Ленин с кепкой на голове, и еще одной в руке, но, скорее всего, это уже враги придумали.
Так вот, дав воду и жизнь правобережью Урала, Иксанов задумал сделать тоже и для левого берега. Но разрешения на забор воды из великой осетровой реки Минводхоз СССР – там была специальная на этот счет контора (тоже бывать приходилась) – насмерть не давал, при всем авторитете хозяина Уральского обкома. Тогда он делает запрос: а из Кушума – можно? Речушка с таким названием ни в каких союзных охранных реестрах не числилась – пожалуйста!
И вот началась великая стройка по забору уральской воды из правобережного Кушума для переброски ее на противоположный левый берег. Та самая недостроенная мощная насосная и гигантский пилон-акведук над рекой.
Конец такой: кто-то на Иксанова в Москву стукнул, там возмутились, и Алма-Ата готовила уже снятие. Но он направил Брежневу секретную записку: дескать, это для отвода глаз, на самом же деле он строит переправу для тяжелых танков, они все сосредоточены в центральной части, с Китаем же отношения становятся все хуже, а подходящих мостов по всему Уралу (это – правда) нет.
И перед самым почти снятием пришла телеграмма от Генсека: поздравлял с успешным вводом стратегического объекта. Вопрос был исчерпан, но переброску уральской воды через Урал, от греха подальше, заморозили.
По ходу развала 1992–1993 годов Верховный Совет и правительство целых три раза затевали написание антикризисных программ. Меня включали во все группы. Наиболее организованной была последняя попытка: нас вообще изолировали – завезли, с уговором, что на две недели, в правительственную резиденцию по Ленина, там, где «до Медео 5000 метров». И как последний привет с воли организовали по приезду ужин, неосторожно поставив и коньяк. С утра к созданию антикризисной программы кое-кто не приступил, оказалось, на все последующие дни. В частности, Ержан Утембаев, назначенный впоследствии заказчиком убийства Алтынбека Сарсенбаева. Он и еще с один парень, впоследствии побывавшим министром экономики. Мы поначалу удивлялись, потом негодовали, пытались взывать к их совести – бесполезно. Думаю, это была такая попытка уйти от работы, непонятной и непосильной.
Гриша Марченко и Костя Колпаков вообще с нами не поехали, только навещали, так сказать.
Вообще же качество нами сотворенного оценивать не берусь – кто в лес, кто по дрова. Лично могу засвидетельствовать: что делать, тогда никто не представлял. У меня, например, самым ярким впечатлением осталось отсутствие даже начальной базы: каков внешний платежный баланс Казахстана, каковы основные внутренние экономические и товарные потоки – таких сведений министерства нам предоставить не могли.
Впрочем, Ержан потом числился одним из авторов программы «Казахстан-2030» и котировался в правительстве как аналитик. Хотя та программа скорее напоминает перевод с английского. А почему – об этом, забегая вперед, я спустя годы узнал от Галымжана Жакиянова – любопытно и на многое открывает глаза.
Так вот, их, группу молодых администраторов, повезли в США, в Гарвард, два месяца читали им лекции, потом как раз приступили к составлению программы развития Казахстана до 2030 года. Главным там был Майкл Портер, в нулевые часто в Казахстане гостивший – помните знаменитую кластерную программу? А организовывал и оплачивал все тот самый Джеймс Гиффен, который «Казахгейт». Вот паззл и сходится. Выходит, кое-кто, в отличие от нас, хорошо знал, во что должна превратиться экономика Казахстана. Заодно с властью.
Среди нас был депутат Ерсен Айжулов, потомственный железнодорожник. Он, со слов отца, рассказывал, как в войну нарком Лазарь Каганович проводил союзные оперативки. Это четыре часа утра, большой барак, куда собиралось все станционное начальство, вплоть до мелкого, чуть ли не стрелочники. Воздух густо синий от махорки и весь вибрирует от выведенных на полную громкость динамиков с трехэтажными матами: Ты у меня под расстрел пойдешь!.. Я тебя в лагерную пыль сотру!.. И так по очереди по всем дорогам СССР. А умаявшийся за день народ, плотно сидя по лавкам, под этот оглушающий ор… мертвецки спит.