Шрифт:
Однажды я сам попался и Виталика подвел: он мне из Караганды звонил то с одного, то с другого телефона, я по простоте подумал, что у него их просто два, и однажды стал его искать по обеим. Оба раза ответили женским голосом и сообщили, что мужа дома нет, но скоро будет. Выяснилось двоеженство: он от первой жены, родившей ему трех дочек, нашел себе на фабрике деловую татарку, первая жена в обиде уехала с детьми в Германию. Так он их оттуда вытребовал назад, и так между двумя домами и метался. А все-таки Фина Мухарисовна взяла свое, при ней он и остался.
После роспуска ВС Виталий пошел работать к Петру Нефедову, акиму Карагандинской области (Петр Петрович из директоров шахт, это особый тип руководителей. Платон как-то коротко дал полный образ: грохнул по столу кулаком и заорал: «Где порожняк?!»), замом по госимуществу. И Виталий (вместе с Сашей Перегриным, еще одним бывшим депутатом) первыми в Казахстане стали создавать «могильники» – очищали балансы готовящихся к продаже предприятий от долгов, выводя те в специально создаваемые двойники. Мера эффективная, но подловатая, в «могильниках» вместе с прочими неликвидами хоронились деньги и надежды массы нарождающихся тогда предпринимателей.
Позднее (я уже работал в правительстве, и мы почти не общались) это аукнулось Виталию Егоровичу возбуждением уголовного дела, он уехал в Ленинград-Петербург и там его пути затерялись. Вернее, он сам их затерял. Знаю, что он был советником мэра, одновременно занялся богостроительством, ушел в религию – что-то такое.
Не зря Виталий когда-то говаривал: кто женат на татарке, тому автоматически дорога в рай – при жизни уже натерпелся!
Платон в молодости еще и играл в оркестре – подрабатывал. Каков он был исполнитель – не знаю, ни разу не видел его с инструментом. Но организатором был хорошим, и с карагандинскими музыкантами связи поддерживал и при мне.
Много чего по этому поводу рассказывал, особенно фигурировал у него один саксофонист – Сережа.
Приезжают они в Алма-Ату, Платон уже предприниматель, с деньгами, ощущение неограниченных возможностей. А тут как раз навороченный музыкальный магазин, в нем инструменты, о которых они только слышали, среди них саксофон такой-то суперфирмы. Они благоговейно, но с достоинством способных купить смотрят, к ним подходит девушка-продавец, такая же новенькая и волшебно прекрасная. Можно посмотреть? – пожалуйста – а сыграть? – тоже можно!
И вот Сережа на весь магазин выдувает что-то чудесное, все затихают, музыка замирает, и девушка с придыханием спрашивает: «Ну как?» – «Хорошо…», – мечтательно отвечает Сережа, – «будто Вас трахнул…»
А еще Сережа попал в больницу, геморрой, операция, потом процедуры: больной, нагнитесь, больной, раздвиньте ягодицы. На второй день он, в таком согнуто-раздвинутом положении, поворачивает к сестре голову: «кажется, нам пора перейти на «ты»…»
Забегу вперед.
Платон умер несколько лет назад, потихоньку увядал, перестал интересоваться политикой, все более уходил в одну только рыбалку. По-житейски тому виной накопленные болезни, но у меня впечатление, что наоборот – болезни накапливались из-за исчерпания жизненного цикла. Получается, есть какой-то отведенный каждому лимит, перебирать не положено. Перенесенное им из-за меня нападение тоже стало резкой чертой – после него он был уже другим человеком.
И вот, пожалуйста, ничего не уходит бесследно: дело Платона и дружбу с ним продолжил Марат – сосед снизу, тоже музыкант, бывший шахтер и врожденный рыбак. С символическим для меня отчеством – Ауэзович.
Платон Пенхович Пак как-то ставит в своем корейском джипе «Тарракан» (шутили, что Платон поддерживал отечественного производителя) кассету: играет богатый такой оркестр, красивая спокойная вещь – откуда запись? Ну, я, большой знаток – какая-то крутая зарубежная группа… Ан нет, это Марат, все сам: и музыка, и исполнение. Сам наигрывает на каждом инструменте, потом соединяет. Оказывается, теперь так можно – было бы умение и хорошая цифровая аппаратура.
А Марат свой первый этаж в обычной карагандинской пятиэтажке расстроил – расширил двумя выносными на обе стороны лоджиями и обустроил весь подвал – не только под квартирой – под домом. Там у него и репетиционный зал, и инструменты, и звукозаписывающая студия, и мастерские, и где нам с Пашей переночевать – по приезду.
Четыре сына, все с руками, и тоже при музыкальном деле, половина уже с женами и детьми, дочь – бальные танцы, и всем место на расширенной жилплощади.
Выезд на щуку, на канал: две «Делики», две моторки, палатки, кухня, навесы, столы-стулья, все дела. Паша – вечный береговой, я – почти балласт в лодке, но со спиннингом, вода, уха, разговоры…
Не часто теперь получается, но стараюсь хотя бы пару раз в год.
Паша, между прочим, классно играет на гитаре и поет – откуда у людей что берется?
В группу «Демократический Казахстан» вошли пять сопредседателей – Марат Оспанов, Бахтияр Кадырбеков, Ермухан Ертысбаев, Владимир Белик и Петр Своик. Твердым ядром было примерно 25 человек, но по отдельным вопросам мы набирали до 75 голосов.
Первым испытанием стала Декларация о суверенитете, – мы выдвинули альтернативный проект. А дело было так. Как раз к осени 1990 для освобожденных депутатов в стенах еще существующей ВПШ был организован ускоренный ликбез по основам права, на многое мне, сугубому энергетику, открывший глаза. Особо приподняли (думаю – не меня одного) лекции Леонида Гинзбурга (если не запамятовал, он потом вскоре эмигрировал) насчет основ демократии, прав человека и гражданского общества. А тут как раз «парад суверенитетов», приходит и наш черед появляется проект декларации, где фигурируют народ Казахстана и казахская нация – немножко как бы отдельно. И вот, частично с подачи нашего лектора, частично – своим уже умом, мы составляем свой проект, декларирующий все то же самое, но с упором на гражданскую основу национальной государственности. И еще с упором на демократическое устройство власти.