Максим, сменив имидж, перешёл в другую школу, где его никто не знал. Да, здесь у него был совсем иной образ, обеспеченного и перспективного парня, встречаться с которым за счастье любой девчонке. И раз уж они сами начали вешаться ему на шею, он не видел причин отказывать им во внимании. А уж когда за год его отец заметно поднялся по бизнесу и прикупил роскошный дом, где стремилось побывать подавляющее большинство одноклассников и даже ребята из параллели, то Державин и вовсе прослыл весьма и весьма завидным женихом.

Вскоре Макс стал коллекционером. Одна девчонка, вторая, третья, четвёртая… Все они должны им восхищаться, пусть сворачивают шеи ему вслед и выдирают друг другу волосы за право один день посидеть за его партой. Внимание, ему нужно больше внимания! Он должен убедиться, что привлекателен для девушек, что нужен им, должен доказать в первую очередь себе самому, что ни одна из них не ответит отказом, не посмотрит пренебрежительно. Никогда, больше никогда он не будет отвергнут!

Максим понимал, что всего лишь хочет компенсировать себе растоптанную когда-то гордость и залечить уязвлённое самолюбие, но остановиться уже не мог. Восхищение, обожание, почитание… всё это стало ему нужно как воздух. И такое поведение не прошло незамеченным для парней, для которых он стал конкурентом. Но Макс был готов дать отпор. Теперь у него была возможность заниматься с личным тренером, поэтому вскоре он прижал к ногтю самых гонористых ребят, а вслед за ними подчинились все остальные.

Но у Максима было железное правило: ущербных он не щимил, просто старался сделать вид, что их не существует. Не было в нём того, что есть у дедов в армии — желания отыграться на желторотиках за попранную когда-то дедами же честь. У него теперь другая жизнь. Так что до самого десятого класса Макс был выше всего этого и…

До него донёсся то ли всхлип, то ли подвывание. Он как раз был дежурным и ходил выносить мусор в один из огромных баков, что стояли за школой. Глянув в сторону школьного сада, Державин увидел возле одного из деревьев основательно потрёпанного сверстника, который держал в руках потоптанную грязными ботинками ветровку с наполовину отодранным воротником.

Да это же Васёк — отличник-заучка из параллельного класса, который, кроме цифр, кажется, ни о чём в этой жизни думать не способен. Как сказали бы классики, «это был молодой человек из обедневшего дворянского рода». Он сидел и наматывал сопли на кулак, глядя на порванную одёжку, дужка на покосившихся очках была вывернута под неестественным углом. Похоже, кто-то из ребят сегодня изрядно повеселился.

Смерив взглядом это жалкое создание, Максим поморщился. Штаны у него, наверное, ещё с молодости дедушки, такая же рубашка, ботинки вообще полный отстой, а волосы будто бриолином смазаны… Он бесил Макса одним своим прилизанным видом и убогими шмотками, слишком сильно напоминавшими ему о прошлом. В общем, Державин видел в нём себя несколько лет назад, только у этого слюнтяя характер был дрянь, сопля на проводе. Если бы хоть цену себе знал (мозги-то у него варят будь здоров, по всем олимпиадам ездит), можно было бы уважать за стойкость, а так…

Тихонько сплюнув, Максим прошёл мимо и был бы рад забыть об этом слабаке, но… Это треклятое «но» и заставило его через пару дней таки вмешаться, когда после уроков он увидел, как Ваську потащила за школу группа ребят. Когда Макс подошёл к месту событий, ботан, окружённый пацанвой, стоял на коленях, а перед ним на земле, вся в пыли, лежала откусанная булочка.

— Жри, скотина! — сказал один из лбов и пнул булку ногой. — Ты же из малообеспеченки. Так сегодня на меня пялился, когда я за обедом булку ел, что меня чуть не стошнило. Будто меня самого сожрать хотел.

— Смотри, какие мы добрые, — сказал другой. — Даже похавать тебе принесли. Будь благодарен и жри давай.

— Ну, давай же! — отвесил ему подзатыльник третий, да так сильно, что с ботана слетели очки.

Парни переглянулись — и Тимоха, самый рослый из ребят, на них наступил.

— Ой, прости, сломались… — заржал он и придавил очки ещё сильнее.

— Эй, вам самим не противно прикасаться к этому отбросу и марать от него руки и ноги? — объявил своё присутствие Державин. — Я бы даже концом ботинка побрезговал к нему притронуться: не отмоюсь потом.

— Макс, но мы же…

— Я всё сказал! С тем, кто тронет этого отброса, я за руку здороваться не буду… И остальным это тоже передайте.

Пацанва с сожалением побрела прочь (бедные, их лишили такого развлечения), напоследок смачно плюнув в сторону Васька. А тот сидел на земле, трясущимися руками прижимая к груди сломанные очки (оба стекла треснули, одной дужки нет вообще, другая изрядно покосилась), и почти подвывал. От этой картины сделалось противно. Интересно, сколько его убогой семейке придётся собирать деньги на новые очки? Хотя и эти были из самых дешёвых.

Макс постоял, посмотрел на это дело… и приблизился. Даже сам не понял, как так вышло.

— Слышь, ущербный! — окликнул он — и неудачник весь съёжился. — Тебе самому не надоело соплями умываться? Ты мужик или кто? Задолбало смотреть, как об тебя ноги вытирают. Размазня на палочке…

Васёк сидел и хлопал полуслепыми глазёнками, явно не зная, чего ожидать дальше.

— Надевай свои агрегаты на нос и марш за мной! — скомандовал Максим, сам себе удивляясь, и сделал несколько шагов в сторону выхода, но шагов за спиной не услышал.