Хирва Ветроходная слушала, затаив дыхание, и лишь пробормотала:

— Он заигрывал с концом света — пытался катастрофы контролировать…

Едва заметно пожав плечами, Дезриэль ответил:

— Лариэль был уверен, что достаточно подчинить себе Кетраксис, научиться управлять ею — и он сможет помочь всем народам Владений Смертных справиться со страстями. Много лет он тщетно пытался овладеть этой сокрушительной силой. Наконец Лариэль попытался обуздать ее, дав ей форму: он задумал впустить Кетраксис в себя и стать ее воплощением, верховным жрецом и покорным слугой. Для проведения этой опасной магической операции он привлек группу доверенных лиц: учителей, товарищей и учеников. К сожалению, они не учли, насколько бурной и неуправляемой может стать воплощенная разрушительная стихия, и переоценили возможности Лариэля обуздать ее и взять под контроль.

Дезриэль замолчал и перевел дух. Казалось, ему горько и стыдно излагать эту историю, словно он сам был виноват в падении древнего мага по имени Лариэль. Ферендир не понимал причину этих переживаний, но улавливал их. Ему захотелось утешить Дезриэля. Он знал: даже слабое проявление расстройства, стыда и сожаления означало, что в душе учителя эти чувства бушевали со страшной силой. Вот и теперь, наверное, внутри Дезриэля клокотала буря.

Тем временем нетерпеливый Сераф решил продолжить историю:

— Лариэль впустил Кетраксис внутрь себя и попытался укротить ее. Однако она практически сразу преодолела все естественные и магические преграды и одной разрушительной вспышкой мгновенно испепелила друзей и помощников Каменного Стража. Лариэль понял, что натворил, и погрузился в такую глубокую и всеобъемлющую тоску, что созданная им самим стихийная сущность полностью его поглотила. Он не сумел примирить свой рациональный разум с беспорядочными и разрушительными страстями Кетраксис. Так Лариэль, поглощенный Кетраксис, стал проклятием царства Хиш. В его поврежденной душе разрушительные силы дремали до поры, а потом внезапно высвобождались и опустошали край, который были призваны защищать.

— То есть Кетраксис иногда действительно спала, — подытожила Хирва. — Не бушевала и не бесчинствовала… Значит, ее можно усмирить?

— Лишь до какой-то степени, — ответил Дезриэль. — С течением времени она стала пробуждаться все чаще и чаще. Разрушительная сила возрастала, периоды сна сокращались. Мудрецы понимали, что с этим надо что-то делать, иначе всему царству Хиш придет конец.

— В это трудно поверить! — вмешалась в разговор предводительница Всадников Рассвета Велорина. — Я никогда не слышала упоминаний, даже вскользь, о такой страшной силе. Как можно стереть всеобщие воспоминания о тех событиях? Как заставить исчезнуть любые записи об них?

Вопрос был обращен не к Хирве, но ответила на него именно она:

— Рано или поздно все забывается, особенно если это можно спрятать. Особенно если все хотят это забыть.

Ферендиру стало стыдно и страшно от мысли, что люминеты — при всей их любви к знаниям и просвещению — могли умышленно скрыть тайну существования Кетраксис. В таком предположении было что-то почти кощунственное.

И тем не менее… Разве это совсем уж невозможно? Разве крайние проявления страха и стыда не способны побудить целый народ по собственной воле предать забвению то, что когда-то посягнул на столь страшную силу?

— Это точно! — кивнул Дезриэль. — Наши предки явно этого хотели, потому что поняли, какое чудовище создали, пытаясь управлять неуправляемыми силами. Люминеты всех Десяти Раев боролись с угрозой, которую теперь представлял собой Лариэль, и старались всеми силами обуздать Кетраксис. Однако ни воины, ни маги, ни ученые — никто не смог положить конец ее страшным приступам бесчинства. Никто так и не понял, есть ли у Кетраксис слабость, которой можно было бы воспользоваться.

— Никто, кроме основателей нашего храма, — добавил Сераф. — В конечном итоге трое Каменных Стражей вызвались отправиться в логово Кетраксис глубоко в Отвесных горах и в последний раз попытались укротить ее или надежно запереть.

Они прошли очень трудный путь по Отвесным горам, вплоть до укромной долины, где Кетраксис спала в периоды своего бездействия. Там, в логове этой неукротимой стихии, алариты попробовали вобрать в себя Кетраксис, как это в свое время сделал Лариэль. В отличие от него этих троих объединяла общая духовная природа и крепкая, устойчивая психика. Их связывала крепкая дружба — когда было необходимо, они могли действовать как одно целое, единая троичная сущность. Кроме того, они рассчитывали, что знание о природе и душе горы, о ее терпении, понимание характера медленных перемен и циклического роста помогут укротить разрушительного алементора — стихийного духа, выпущенного на волю Лариэлем.

— И это им удалось? — поинтересовалась Хирва Ветроходная.

— Нет, — ответил Дезриэль. — По крайней мере, не полностью. Два люминета из трех при этом погибли. Однако их самопожертвование заложило основы, с помощью которых третья люминетка смогла наконец прорвать оборону психики алементора Кетраксис, найти в глубине ее сердца израненную и надломленную душу Лариэля, засевшую там, как заноза, и сеющую вокруг себя смертельно опасную заразу. Хотя оставшаяся в живых аларитка и не сумела полностью излечить Кетраксис, она, по крайней мере, смогла погрузить ее в сон и не давать ей проснуться — до тех пор, пока люминеты не обретут мудрость, способную совладать с этой силой или уничтожить ее. Отважная аларитка навсегда осталась в сокрытом ущелье, с тех пор известном как Берлога Кетраксис. Она пожертвовала жизнью и свободой, и теперь все силы ее души, воли и разума вечно умиротворяют Кетраксис. Разрушительная стихия погрузилась в беспробудный сон и в таком состоянии не может больше вредить царству Хиш.