Издалека донесся мелодичный бой. Два часа.

Покусывая губу, я замешкался – и нервно хихикнул. Ну, и чего ты маешься, собственно? А коллектив на что?

– Хосе! – воззвал я. – Мануэль!

Гереро нарисовался первым, не топоча, как Лопес, а двигаясь стремительно и бесшумно. Воздвигся статуей командора – и поедает меня глазами.

– Там Габа, - махнул я рукой на звук тамтамов. – Устроил в часовне священную помойку. Убей его, а Седрику передай, чтобы навел порядок.

– Всё сделаю, хозяин, - пророкотал Хосе.

Кланяясь, он развернулся, удаляясь по коридору - и суя руку к наплечной кобуре. Из дверей гардеробной выглянула Элспет. Проводив подведенными глазами широкую спину телохрана, она подскочила ко мне и чмокнула в уголок губ.

– Простите, сэр… - залепетала горничная, рдея румянцем.

Я ущипнул ее за щечку, и словно включил свет в девичьих глазах – они засияли.

* * *

На улице было тепло, деревья шелестели свежей листвой, но Барух вылез из лимузина, обряженный в кашемировое пальто. Рукою в перчатке нахлобучил на голову фетровую шляпу, и зашагал к дверям, постукивая изящной тростью с литым серебряным набалдашником.

Глаза его, правда, смотрели настороженно, то и дело скашиваясь на «духохранителей» - Аидже и Чэнтри.

– Вот, решил навестить тебя, так сказать, во плоти, - добродушно проворчал главный буржуин, зыркая исподлобья.

– Уэлкам, сэр, - изобразил я скупую радость встречи.

Слуги выстроились у дверей, благостно улыбаясь, и Барух подрасслабился.

Войдя в холл и сняв пальто, он передал вещи хлопочущим Седрику с Элспет, а я проводил врага в кабинет.

Всё, как полагается – огромный полированный стол, кожаные седалища и даже новенький комп «Sovintel». Мои зубы непроизвольно сжались.

– Как устроились? – благодушно поинтересовался олигарх, развалясь в кресле. – Малютку Элспет не огорчали? Хе-хе…

– У меня нет привычки обижать девочек, - наметил я улыбку.

– Кстати, дом записан на ваше имя, Майкл, - хитро улыбнулся "босс", - и жалованье прислуге тоже за ваш счет!

– С вами приятно иметь дело, мистер Барух, вы держите данное слово.

– А, вы про вложения? – оживился Бернард-младший, поняв меня по-своему. – Пустое! Это же очень выгодно! В Новороссийске займемся автосборкой. Будем гнать супы «Кэмпбелл» из местных овощей… Потом подойдет черед какой-нибудь электротехники или электроники. Закупать сырье – не интересно, тем более что советские рабочие - умелые, грамотные и… да, знаменитая русская смекалка тоже имеет место быть. Проекты уже согласованы и утверждены в вашем Совмине и Госплане…

Мы говорили об успехах, скользя по поверхности смыслов. Барух был реально увлечен инвестициями и стартовыми капиталами, а я предвкушал финал.

Вранье, будто целитель лишен возможности убить. Был бы мотив, а трупы найдутся… Если мой пациент страдает от боли, я могу снять ее – или заставить корчиться от пыточных терзаний. Обратное действие есть у всего.

Я способен исцелить человека, избавляя от неизлечимой хвори, но те же руки нашлют страшную болезнь, недолгую, но мучительную.

А мотив у меня есть...

– Ну, что ж, - бодро прокряхтел Барух, вставая.
– Рад был нашей встрече. С удовольствием задержался бы на файв-о-клок, но – дела!

Мою протянутую руку он крепко пожал, а я, удерживая розовую и ухоженную пятерню буржуя, поклонился на прощанье:

– Желаю здравствовать.

«Босс» покровительственно улыбнулся, и вскоре его голос разнесся по коридору:

– Джентльмены, нам пора!

В тот момент я ощущал приятное опустошение – мавр сделал свое дело. Иногда возвращать долги приятней, чем найти клад…

Пересчитав оставшиеся дни, я кивнул. Всё правильно. Мой враг умрет в День Победы. Я не подгадывал специально к дате, просто так вышло.

– Судьба, мистер Барух, судьба…

Глава 12.

Воскресенье, 9 мая. День (подглавка переработана)

Нью-Йорк, Центральный парк

Развеселый и болтливый, Иво довез меня до Пятой авеню, а дальше я прогулялся «ножками» - попадая в Центральный парк, надо сбавлять скорость и ритм жизни, иначе не настроишься.

Вообще-то, я закоренелый урбанист, жизнь на природе не для меня. Да и не жизнь это, а нелепые фантазии а ля Руссо. Наивные воздыхатели, тоскующие об утраченной гармонии, напоминают мне изнеженных гофдамочек, что с жиру бесились, рядясь пастушками. Небось, коров доить или хлев чистить, по колено в навозе, «барышень-крестьянок» не тянуло. Им лишь бы на травке поплясать, под дудку похотливого свинопаса…

Тенистая аллея сама по себе располагала к покою и легкой флегме. Местных я по привычке сканировал, почти рефлекторно проверяя, не опасны ли. Галдящие и жующие аборигены набегали мелкими табунками, пятная зрение суетным шлейфом, и мощеная дорожка, обсаженная вековыми деревьями, пустела вновь.