Алиса спросонья не склонна было радоваться незнакомой тёте, а накуксилась и прижалась теснее к маме. Годовалая Алиса весила на полтора килограмма меньше Саши в этом же возрасте, и Марина гораздо чаще держала её на руках.

– Господи, маленькая какая, хорошенькая! – Умилилась Татьяна. – Вот уж не думала, что ты дочку Алисой назовешь, никогда тебе это имя не нравилось.

– У чужих не нравилось, а на свою посмотрела – такая хитренькая, рыженькая. Прямо как Лиса-Алиса. Сначала в шутку называли, а потом привыкли.

– На кого же она похожа?

– Кажется, на бабушку Андрея. Она светло-русая была, а глаза – карие. Но мама говорит, что на меня тоже похожа. Не хнычь, моя дорогая, сейчас кормить буду.

– Ой, Маринка, я убегаю! – Таня быстро чмокнула подругу в щечку. – Не провожай нас, калитку захлопнем. Пока!

Алиса успокоилась и даже сделала ручкой «пока».

– Счастливо, Таня! Вещи не забудь!

Маша играла с Алисой, пока Марина готовила на кухне.

«Потягученьки, порастушечки», – напевала Маша, поглаживая Алису по животику.

Алисе нравилось, она широко улыбалась своей тетке, взмахивала ручками. В её лексиконе, состоящем из «мама», «баба», «папа», «кака», первое сложное слово было «Маха» – Маша.

– Свою не хочешь завести? – Спросила Марина. – А то моя скоро тебя мамой станет называть.

– Пока нет, Олег и слышать не хочет, но, может, к Витиным семи годам я его уговорю вот на такую девчулечку-красотулечку. А ты что, ревнуешь? – Маша подняла на Марину удивленные глаза.

– Я пошутила, играй, сколько захочешь, я хоть что-то сделаю по дому, и может быть, даже новым расследованием займусь. Раз уж Таня попросила за эту Надю Миронову.

– Займись. Надя хорошая девочка была. У меня о ней самые приятные школьные воспоминания остались.

– Да? А я её внешне совсем не запомнила.

– Ничего странного, ты её и не видела совсем. В школе она появилась, когда ты уже в МГУ училась, а в гости к нам она не ходила. Да и ни к кому она не ходила. После занятий, бежала домой, а жила она дальше всех от школы. Налегала на уроки, да ещё занималась на подготовительных курсах, ведь выпускной класс.

Марина задумалась.

– Наверное, у её родных была какая-то очень веская причина, что они переехали в Москву, когда Надя училась в одиннадцатом классе. Помнишь, Сашу Семёнова из моего класса? Его родители в новую квартиру переехали на другой конец города, так он, бедненький, каждый день по два-три часа мотался из дома на занятия и обратно, но школу не поменял. Он говорил, что практически не берут новых учеников в выпускные классы. А Надю взяли.

– Попробовали бы не взять! Там такая мама!

– Какая мама?

– Как танк: непробиваемая, и везде пройдет! Помнишь нашу учительницу английского языка Софью Аркадьевну?

– Непризнанная аристократка с манерами княжны Таракановой.

– Марина! Не в бровь, а в глаз сказала. Софья Аркадьевна сразу невзлюбила Надю и поставила ей тройку по английскому на первом же уроке. Надя поинтересовалась, за что ей поставили тройку. А Софья Аркадьевна пренебрежительно процедила, мол, произношение у Нади неправильное.

– Ясно, почему. Как раз тогда открылись платные вечерние курсы иностранных языков. Она для них вербовала учеников, всем визитки раздавала. Неприятная особа. У нас в классе тоже вся вторая подгруппа её не любила. Наша Маргарита Владимировна гораздо лучше преподавала и не давила на нас, как эта Софья.

– Но в этом случае она получила достойный отпор. Назавтра перед началом урока в класс пришла мать Надежды, поговорить с Софьей Аркадьевной. Дверь в кабинет была открыта, и весь класс слышал, как они разговаривали. Разговаривали по-английски. Надина мать говорила очень быстро. Я только поняла, что Надя жила в Лондоне и училась в английской школе. А Снежана, она с родителями часто по заграницам ездила, нам потом перевела дословно. Мало того, что мать с детства с Надей разговаривала на английском, так она устроила свою дочь в программу обмена. Надя год прожила в Лондоне, в семье, и ходила в английскую школу. И если у Нади окажется хоть одна оценка ниже пятерки, Надина мама пообещала пожаловаться в вышестоящие организации, чтобы независимая комиссия проверила знание языка у её дочери. А попутно – и у самой Софьи Аркадьевны. А в довершение она сказала, что тем, кто говорит на диалекте техасских ковбоев, не мешало бы поучиться правильному английскому произношению у своих учеников.

– Вот это да! Как она Софью Аркадьевну на место поставила! А мать Нади что, тоже из аристократов?

– Из них троих я бы аристократкой назвала одну Надю: красота плюс манеры и прекрасное воспитание. Надя, к счастью, совершенно не похожа на свою мать. Та – женщина мужеподобного типа, грубоватая, резкая.

– Мне теперь понятно, почему девочка из провинции так удачно вышла замуж в Москве.

– Кстати, а что она хочет узнать через тебя?

– Маша, извини, но я уже обещала Тане, что никому ничего не скажу. И ты, пожалуйста, не говори Олегу.

Марина размышляла, как обратиться к этой Наде Мироновой: на «ты» и по имени не годится, на «вы» и с отчеством – отчество неизвестно. Проблему решила сама Надя, она позвонила и представилась:

– Здравствуйте, Марина! Это Надя вас беспокоит, одноклассница Тани и вашей сестры.

– Здравствуйте, Надя! – облегченно отозвалась Марина.

И они договорились на встречу в ближайшую субботу.

Разумеется, Надя была одета в джинсы и голубой растянутый свитер – писк моды в Европе этим летом. На оценивающий взгляд Марины Надя ответила: