— Спасибо дорогие товарищи, — пророкотал поэт. — Сегодняшний вечер творческих встреч с нашим молодым театром «Школа Современной пьесы», мы специально начали с песни о любви…

«Лучше бы конечно начать с Пастернака, — подумал я. — Со стихотворения «Гамлет». Гул затих. Я вышел на подмостки. Но сейчас в 1960 году Пастернак — это паршивая овца в социалистическом обществе, как выразился Семичастный. Себя надо полагать член ЦК относил к овцам правильным, политически подкованным и выдержанным!»

Дальше представление продолжила песня Визбора «Ты у меня одна», которую все актеры, находящиеся на сцене спели хором. Затем Владимир Семёнович, который взял на себя обязанности конферансье, объявил юмористический номер Георгия Буркова «Раки по пятьдесят рублей».

Жора вышел к микрофону весь такой длинный и нескладный, напоминавший человека, которого обсчитали в магазине и до кучи сунули некондиционный товар. Взглянул в зал дурашливыми простодушными глазами, из-за чего кое-кто из зрителей пару раз хохотнул.

— Не смешно, — бросил обиженно Бурков, невидимому для него зрителю.

В ответ раздалось уже с десяток разнокалиберных хохочущих голосов.

— Я вчера видел раков по пятьдесят рублей! — Актёр сделал небольшую паузу, чтобы народ массово «взял себя в руки» и перестал беспричинно ржать.

— Раков я вчера видел по пятьдесят рублей, но больших, но по пятьдесят… Ну очень большие!

Я тоже не выдержал и захохотал, вспоминая как эту миниатюру, читал Роман Карцев. И мне показалось, что у Буркова вышло даже смешнее. Кстати, чиновник из министерства культуры, очень долго крепился, но когда Жора в финале заявил про жабу за десятку, ну очень зелёную, мужчину просто «разорвало» от гомерического хохота.

«Может быть, не понадобиться до беспамятства его поить коньяком?» — подумалось вдруг.

Однако когда со сцены зазвучала песенная лирика, «Мне нравится, что вы больны не мной» и «Я спросил у ясеня», мужчина вмиг накинул на лицо маску безразличия и скуки.

«Всё ясно», — решил я, и тихонько из зала полез на выход в буфет тёти Зины. Нужно было составить в ряд столы, нарезать бутерброды с копчёной рыбой и «Краковской» колбасой. Разложить по вазочкам солёные опята и порезанные же солёные огурцы.

Окончание творческой встречи «Школы Современной пьесы» с благодарными зрителями и одним недовольным чиновником я досматривал уже из-за кулис. Всю труппу несколько раз вызывали на поклон. И Высоцкий, который по слухам петь на бис не любил, здесь и сейчас спел вместе со всеми актёрами ещё раз «Балладу о любви». После чего кулисы медленно захлопнулись.

— Какой успех! — Громче всех хвалился Жора Бурков.

— Да, надо бы это дело отметить, — сказал Трещалов, покосившись на Высоцкого.

— Ну? — Вперился Владимир Семёнович в меня.

— Дальше план такой, — я три секунды сомневался, может быть, чиновник и не совсем сволочь, но риск остаться без нужной бумажки превалировал. — Сейчас идём в буфет на фуршет. Накачиваем товарища из культуры «до поросячьего визга». Сегодня же подписываем разрешение на концертную деятельность. Завтра даёте второе представление, на которое пригласим газетчиков. И пока там, в министерстве очнутся, у нас всё будет «на мази».

— Его значит, накачиваем, а сами? — Взлохматил себе волосы Бурков.

— У тёти Зины ещё план не выполнен по продаже гранатового сока! — Я потряс указательным пальцем. — Этим мы с вами сейчас и займёмся.

— Вот так всегда, кому-то всё, а кому-то шиш с маслом, — махнул рукой Жора.

На фуршете сладкие речи в честь министерства культуры лились непрекращающейся рекой. Трещалов дружески подмигивал чиновнику и постоянно ему подливал в коньяк новый коньяк. Володя Высоцкий сидел на фуршете «чернее тучи».

— Ну почему я всё это должен терпеть? — Шептал он мне на ухо. — Вся эта ситуация просто — омерзительна! Мы сделали хорошо свое дело, почему нужно ещё перед кем-то унижаться?

Хорошо, что через полчаса мужчина из министерства пытку лестью и крепким алкогольным напитком не выдержал. Иначе могло бы дойти до драки.

— Галина Сергеевна, — обратился я к директрисе. — Придержите товарища, чтобы он на пол со стула не грохнулся.

Я порылся в портфеле чиновника, и выудил оттуда нужный бланк и свой подарочный набор из механического карандаша и автоматической ручки с закрытым пером. Затем бланк лег перед мутным взглядом товарища из культуры, а ручку я втиснул ему в пальцы практически насильно.