Я повернулся обратно к Талицкому и отдал ему папочку.

— Ну, когда идем?

Помощник Хвалыгина даже растерялся:

— Что, ты уже все, готов? Тогда пойдем, чем быстрее, тем лучше. Мы представим тебя как нашего представителя, уполномоченного на переговоры. И как врача, который осмотрит старушку. Сможешь сделать вид, что ты доктор?

Я поправил воротник рубашки, который стал вдруг слишком давить, и ответил:

— Больше того, я смогу при необходимости оказать ей первую помощь. Ну, давай, пошли уже. И помните: «Цыгане»!

И вот мы идем к оцепленному подъезду, где на первом этаже вооруженный преступник взял в заложники ребенка и старушку. Балановский уже предупрежден, метров за десять Талицкий и Мелентьев оставляют меня в одиночестве и дальше я иду один.

Чтобы сразу воздействовать на сознание преступника, я расправляю спину и поднимаю голову. Если он сейчас смотрит сквозь занавеску, пусть видит, что на переговоры с ним идет уверенный в себе человек, которому нужно подчиняться.

Хотя внутри я чувствую себя далеко не уверенным, да и ноги становятся, как ватные.

Я вхожу в подъезд, подхожу к двери, аккуратно стучусь. Изнутри доносится мужской крик:

— Ну че ты там стелешься, заходи давай.

Я открываю дверь и вхожу в квартиру. Балановский стоит тут же, он быстро захлопывает дверь, закрывает ее на замок и проверяет меня на наличие оружие. Потом толкает по коридору:

— Ну, пошел вперед. Иди, иди, только без резких движений.

Я послушно иду по коридору. Но в то же время мой мозг усиленно работает. Пашет на бешеных оборотах. Я уже успел сделать мгновенную диагностику объекта и оценил, готов ли он к внушениям.

В цыганском гипнозе нет необходимости вводить человека в расслабленное состояние. Наоборот, ситуации стресса, страха, тревоги и депрессии также могут быть отличными рабочими состояниями для транса. Это состояния, когда объект воздействия наиболее подвержен внешнему влиянию.

Пока что беглый осмотр обнадеживает. Балановский очень взволнован и боится за свою жизнь. Все, что ему нужно - это постараться выбраться отсюда живым и желательно, с большим кушем в кармане. Вот над этим я и могу работать.

Преступник вталкивает меня на тесную кухню. У стены стол, на стульях сидят испуганная старушка и заплаканный ребенок. Окна зашторены плотной тканью.

Обстановка самая обычная. Холодильник, кухонный гарнитур. Настенные часы, картина с натюрмортом. Вязаный коврик на полу.

— Ну, что там? — Балановский обходит меня, заглядывает в глаза. Он низкорослый и суетливый, а еще очень потный от волнения. — Вы готовы принять мои условия?

Я снова оглядываю его и внезапно осознаю, что совсем не боюсь. Отчасти на меня накатывает некое вдохновение, азарт, кураж, как перед выступлением. А отчасти это вызвано самим страхом бандита. Он ведь и в самом деле находится в безвыходном положении.

— Да, готовы, — отвечаю я, хотя и понятия не имею, что он там запросил. Хотя, что могут просить люди его уровня интеллекта в такой ситуации? Отвезти их на аэродром, вывезти из страны, снабдить деньгами, что же еще. — Но только на это нужно время.

— Сколько? — хрипло спрашивает Балановский. Он чересчур нервно машет пистолетом и я некстати вспоминаю, что он убивает людей, как мух. — Сколько вам надо времени?

— Немного, около получаса, — успокаивающе говорю я. Мне самому этого времени должно хватить за глаза. Если я не смогу загипнотизировать его за этот период, грош мне цена, как специалисту. — Я пока что побуду у тебя, как дополнительный заложник, как товарищ и друг.

Балановский не обращает внимания на мои последние слова, кивает и порывисто подходит к окну. Отодвигает штору и проверяет, все ли в порядке. Отлично, он уже проглотил мои слова насчет дружбы.

Ему подсознательно хочется на кого-то опереться. Он ищет дружбы и сострадания. Как, впрочем и любой другой человек в этом мире.

Чтобы не стоять, как столб, и не раздражать его, я спрашиваю:

— Можно я сяду? Да и ты садись, ноги ведь не казенные. Нам надо подождать совсем немного, осталось чуть-чуть и твои надежды оправдаются.

Балановский мгновение раздумывает, потом снова кивает. Указывает на опрокинутую табуретку возле газовой плиты.

— Подними ее и садись.

Я поднимаю табуретку и сажусь. Рядом стоит еще одна, я как будто случайно поворачиваюсь к ней, указываю всеми угловыми сторонами своего тела в этом направлении: лицом, пальцами рук, ступнями. Мне надо, чтобы преступник перестал бегать по комнате, а спокойно сидел на своем месте.

— Садись тоже, — я добавляю в голос жесткости и металла, чтобы объект повиновался. — Ты передал свои условия и сделал свой выбор. Теперь осталось только ждать. Как говорил Ницше, если вы решили действовать — закройте двери для сомнений.