Балановский в изумлении замирает. Потом осторожно садится на табуретку рядом со мной. Пистолет убирает в сторону.

— Ты тоже знаешь Ницше? Но откуда?

Я слегка улыбаюсь.

— Я ведь не просто так отправлен на переговоры. У меня есть образование психолога. А каждый психолог знает и уважает Ницше. Лично мне нравится следующая его фраза: «Человек есть нечто, что нужно преодолеть». Каково, а? Очень сильно!

Тут я нисколько не кривлю душой. Меня и в самом деле в свое время поразила эта фраза у философа. Я сейчас вполне искренен. Нельзя врать человеку, который находится в ситуации между жизнью и смертью. Он мигом выведет тебя на чистую воду и месть его будет ужасной.

И Балановский верит мне. Он на мгновение расплывается в улыбке. Правда, на его физиономии она больше походит на звериный оскал, но все же.

— Верно говоришь. А мне больше нравится фраза, что человек - это самое жестокое животное.

Ну, конечно, что же тебе еще могло понравиться у великого философа? Ты, как и Гитлер, взял из его учения только самое необходимое, оставив в стороне многие нравственные аспекты.

Но теперь я уже должен немного польстить ему.

— Верно, ведь поистине, человек - это просто грязный поток. Но мне еще нравится, что не надо уметь проигрывать, если умеешь выигрывать.

Балановский просиял от счастья. Он уже и забыл, что находится рядом с врагом. Все-таки, умение присоединиться к ценностям человека - это великая вещь. Я готовлюсь приступать к следующему этапу гипноза и в это время за окном раздается шум.

Ну, какого рода это может быть шум? К счастью, не выстрелы и не удары в дверь.

Нет, это были просто крики. Кто-то кричал во дворе. А еще там слышалась некая возня. Вскоре шум утих, но все равно нарушил тонкую нить доверия, которую я установил было с Балановским.

Бандит вскочил с табуретки, подлетел к окну и осторожно выглянул наружу. Потом потер кончик носа и пробормотал: «Проклятые журналюги!». Я так понял, что во дворе несколько журналистов пытались подобраться поближе к месту происшествия и даже проникли за оцепление и затем сопротивлялись выдворению.

Но самое главное, что крики снова пробудили в Балановском агрессию, которую я начал было приручать.

— Ну, что так долго? — закричал он, повернувшись ко мне. — Что ты мне здесь зубы заговариваешь? Ты что, думаешь, я какой-то идиот, которого можно развлечь разговорами о Ницше?

Он быстро подскочил ко мне, приставил ствол пистолета к голове и снова заорал:

— Может быть, тебе выбить мозги? Твои умные мозги? Ты считаешь себя самым умным на свете? А что ты скажешь на то, что я сейчас вышибу твои чертовы мозги из черепа? На глазах у этих людей?

Он указал пистолетом на заложников, причем очень опасно и мальчик начал плакать и хныкать от страха.

— Весьма интересная формулировка вопроса, — осторожно ответил я. — Но, в таком случае, тебе придется ждать еще больше. Ведь власти хотят, чтобы ты освободил всех заложников и никого не убивал. А если ты прикончишь меня, это надолго замедлит процесс выполнения твоих требований.

Балановский снова приблизил ствол к моему лицу и теперь навел его на мое лицо.

— А если тебе прострелить руку или ногу? Они наверняка зашевелятся?

Я посмотрел ему в глаза и поразился тому, какие они мутные и остекленевшие. Будто бы этот человек находился под влиянием наркотиков. Но в таком случае гипнотизировать его не имеет смысла. Он все равно будет неуправляем.

— Возможно, они зашевелятся, а возможно и вовсе не захотят выполнять твои требования, — ответил я, снова рассматривая его глаза. Зрачки неестественно расширены, он что, действительно обдолбался? — Им нужны гарантии того, что ты тоже выполняешь договоренности.

— Черт, черт, черт! — закричал Балановский, махая руками и стоя посреди комнаты. — Я не могу так долго ждать! Я сейчас кого-нибудь завалю, если ничего не случится.

Он гребаный неадекват. О чем я думал, когда согласился идти сюда? Зачем согласился? Сейчас Балановский завалит меня и заложников, и все мои жертвы и подготовка будут напрасными.

Но впадать в панику тоже нельзя. Это самый настоящий путь к провалу. А если я провалюсь, то, вполне возможно, погибнут еще и ни в чем неповинные люди. Вот этот всхлипывающий мальчик и старушка, пытающаяся его успокоить, поглаживая по голове. Не знаю, находится ли Балановский под действием психотропных средств или нет, но у меня нет права сейчас опускать руки.

— Послушай, у тебя сейчас очень мало времени, — сказал я Балановскому.

Черт с ним, с калибровкой и анализом. Придется форсировать события, как при настоящем цыганском гипнозе. Вообще, насколько я знаю структуру этого уникального транса, первым делом необходимо войти в доверие к объекту.

Это делается за счет того, что цыганка считывает информацию с человека и говорит ему или ей очевидные вещи. В моем случае все гораздо легче, потому что я уже предварительно изучил биографию Балановского. И уже успел предварительно войти к нему в доверие на почве заинтересованности Ницше.