"Все сначала, - думает Федор.
– Как шесть лет назад, только в ухудшенном варианте, у Лесного ребята покруче были".

Ему безумно скучно. И он понимает, что не продержится здесь и недели. Зато окружающая шелупонь преисполнена гордости от предстоящей миссии.

– А с ментами у вас как?
– осторожно спрашивает Артюхов.

– Не боись, стрелять не придется, - откликается Антон.
– Конвейер налажен. Все, как в лучших домах...

Они действительно без всяких проволочек забирают маленькие чемоданчики в трех каких-то занюханных конторах в районе Люблинских полей. Остается еще одна шарашка поблизости от Курского вокзала. И вот сюда они попадают, кажется, не вовремя.

Эта шарашка располагалась в бывшем детском саду, построенном во дворе среди пятиэтажек.

Они только что въехали во двор, как сразу увидели, что возле нужного им заведения стоит джип "Чероки", а рядом лениво прогуливаются четверо амбалов.

– Нас ждут, - не удержавшись, ехидно сказал Федор.

Антон шикнул на него, но все ребята притихли. Завидев их машину, амбалы насторожились.

– Давай прямо туда, - скомандовал Золотов водителю.

– Ну, нет.
– Федор положил ему свою жилистую руку на плечо. Никаких наездов, трупов, стрельбы средь бела дня не будет.

– Ты кто такой?
– взвизгнул Золотов.
– Здесь я главный.

– Ша, Антон, - степенно сказал водитель.
– Он дело говорит.

Машина затормозила, не доезжая ворот бывшего детского сада.

– Я пойду переговорю, - сказал Федор, открывая дверцу.

– Один?
– недоверчиво спросил Золотов. Все остальные молчали.

– Неужели всей кодлой выкатим? Вы смотрите лучше, если драка начнется, чтоб рядом были, а то драпанете.

Он пошел, чувствуя, какой ненадежный у него тыл. "Вот влип, е-мое", - думал Федор, ровным шагом приближаясь к компании из "Чероки". Четверо стояли так, будто держали автоматы навскидку, а в дверях шарашки замаячил пятый.

– Привет, братва, - дружелюбно сказал Федор, приблизившись. Разберемся без пыли?

– Вот и не пыли, - угрожающе сказал один из четверых.
– Хиляй отсюда, пока цел, и шоблу свою увози.

– И давно вы тут пасетесь?
– продолжал Федор, как ни чем не бывало.

– Да ты что, мужик? Ох...л, что ли?
– заорал тот же амбал.
– Ну, сам напросился...

Он рванул на Федора, думая задавить его весом и тяжестью удара собственного мощного тела.

Но Федор обладал умением, редко кому доступным даже среди старых зеков: он мог, слегка наклонившись, будто хромой, сделать неуловимое и молниеносное движение ногой, превращающейся в этот миг в смертельное препятствие. На полном ходу амбал рухнул как подкошенный, ударившись головой о железную створку ворот. Из его носа, сплющившегося об асфальт, при этом струёй хлынула кровь. Казалось, произошло маленькое землетрясение - таков был грохот и гул.

Все это случилось настолько неожиданно для остальных (тем более что они из-за внезапности не разобрали суть маневра Федора), что они застыли на минуту. Этого хватило Стреляному, чтобы в несколько прыжков промахнуть мимо них к открытой двери домика, где стоял пятый, сунуть ему под дых и запереться на железный засов.

Видимо, успех Федора пробудил всю его компанию от спячки. Они высыпали из джипа, но потасовки не получилось. Подхватив безжизненно лежавшего кореша, конкуренты забились в свою машину, взревел мотор - и "Чероки", визжа тормозами на поворотах, скрылся со двора.

– Ну, фраера, - сказал Федор, появляясь из-за двери.
– Килограммы жира и ни грамма мозгов.

Федор не стал возвращаться в "Руно". Попросив Золотова передать Костику, что появится утром, сослался на дела в городе и вышел из машины на площади Маяковского.

У себя на Смоленской он принял душ, наскоро поел и, выведя "жигуленка" из гаража, отправился к Аджиеву.

Артур Нерсесович долго смеялся после рассказа о встрече с "конкурентами", просил описать примененный Федором прием, а потом задумался, замолчал.

– Так ты, значит, завтра собираешься забросить им прогон насчет меня?
– спросил, как бы сомневаясь.

– Завтра, завтра, - подтвердил Федор.
– Мне такая работенка не катит.

– Ну что ж, попробуй... Скажи: сам Калаян с тобой говорил, хихикнул Артур Нерсесович.

Что-то не понравилось Стреляному в голосе хозяина, но он не мог сформулировать, ухватить, что именно. Решил не сосредоточиваться на этом. Поняв, что разговор закончен, Федор попросил разрешения искупаться в бассейне. Делать на даче ему было больше нечего.

Утром с большой неохотой он собирался в "Руно". Он думал о Светлане. Странно, как только он уходил от нее, она начинала выскальзывать из фокуса. Ее образ расплывался, она превращалась в маленькую улыбчивую продавщицу шмоток, каких он видел сотни на любом из базаров: кожаная куртка, джинсы, яркая косметика. Он боялся потерять ее. Он мог ее забыть. Но ему не удавалось изжить из памяти ту страсть, которая охватывала его в ее присутствии. Словно какая-то сила овладевала ими, сила, не подвластная ни ей, ни ему.